Дети Дюны - стр. 21
– Песчаная форель?
Ганима покачала головой. Она не сомневалась в словах брата, но ей очень не хотелось спускаться в те глубины сознания, где Лето почерпнул эту информацию. Песчаная форель? – подумала она. Ганима вспомнила, как в своей нынешней плоти и в других она, будучи ребенком, играла с песчаной форелью, заманивая ее в ловушки, а потом убивая водой. Было очень трудно представить себе, что такие мелкие твари могли быть причиной столь грандиозных планетарных событий.
Лето кивнул своим мыслям. Фримены всегда разводили хищных рыб в водоемах. Песчаные форели всегда препятствовали накоплению воды у поверхности почвы планеты; поэтому рыбы и плавали в канале, который протекал под ногами. Тела песчаных червей могли выдерживать небольшие количества воды, она, как и в клетках человеческой плоти, составляла небольшую часть их тел, но если воды становилось много, то в обмене веществ песчаных червей происходили взрывоподобные изменения и в их организмах начинала накапливаться меланжа, которую фримены в мельчайших дозах использовали для своих оргий. Меланжа вызывала у людей вспышки сверхъестественного прозрения. Чистый концентрат меланжи перенес Пауля Муад’Диба сквозь стены Времени, но не было в мире человека, который осмелился бы повторить его опыт.
Ганима физически ощутила дрожь, которая охватила брата.
– О чем ты думал? – спросила она.
Но Лето не мог остановиться – поток откровений продолжал литься.
– Чем меньше становится песчаной форели, тем экологическая трансформация планеты…
– Конечно, они сопротивляются, – заговорила сестра; Ганима начала понимать страх Лето, против воли проникаясь его возбуждением.
– Исчезнут песчаные форели, исчезнут и черви, – сказал он. – Надо предупредить племена.
– Не будет больше зелья, – предположила Ганима.
Все эти простые слова означали высочайшую степень общей опасности, которую брат и сестра видели во вмешательстве человека в древний миропорядок Дюны.
– Алия прекрасно это знает, – сказал Лето, – поэтому и злорадствует.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно.
Теперь сестра точно знала, что так беспокоит брата; от этого знания по спине ее пробежал холодок.
– Племена не поверят нам, если Алия станет все отрицать, – произнес Лето.
Это утверждение касалось главной проблемы бытия близнецов: какой фримен поверит в мудрость девятилетних детей? Алия же, все больше и больше проникая в тайну чужих душ, будет играть на этом.
– Нам надо убедить Стилгара, – сказала Ганима.
Не сговариваясь, брат и сестра повернули головы и вгляделись в залитую лунным светом Пустыню. Теперь они смотрели на нее совершенно другими глазами, осененные внезапно снизошедшим знанием. Никогда раньше тонкое взаимодействие природы и пытающегося изменить ее человека не было для них столь очевидным. Лето и Ганима почувствовали себя интегральной частью динамической, поразительно точно уравновешенной системы. Новый взгляд произвел переворот в их сознании. Как говорил Лиет-Кинес, Вселенная – это место, где популяции животных ведут между собой постоянный, ни на миг не прерывающийся диалог. Гаплоидные форели говорили сейчас с близнецами, словно люди.
– Племена поймут угрозу воде, – сказал Лето.
– Но это касается не только воды. Это… – Ганима замолчала, поняв глубинный смысл слов брата. Вода была абсолютным символом мощи Арракиса. В своих корнях фримены оставались специализированным, если можно так выразиться, видом, выжившим в условиях жестокой Пустыни, ведущими специалистами жизни в условиях постоянного стресса. Как только на планете стало много воды, произошел странный перенос символа, хотя люди продолжали понимать и чувствовать свой древний долг.