Десятый сосед - стр. 31
Сработало.
– Не лезь к Евке, они как раз поругались перед этим.
– Мне кураторша рассказывала, что родители Веркины пытались из нее выбить имя второго счастливого родителя, но она как партизан!
– Выбить? – кто-то ахнул.
– Отец ее избил, как узнал. Первый раз в жизни, говорят.
Мне ли не знать, что не первый! Просто раньше он бил ее по ногам, следы от пряжки долго не заживали, и она ходила в длинных юбках. Зато не так заметно, как синяки на руках или фингал под глазом.
– Нагуляла с каким-нибудь сопляком, который жениться обещал.
– Верка всегда была шлюшка. Помнишь, она на первую дискотеку пришла в юбке с таким разрезом… Все парни бегали смотреть.
– Ну, мало ли кто с каким разрезом! У меня на выпускном, помнишь, какое декольте было? И ничего, через месяц замуж выхожу!
– Серьезно? Что ж ты молчала!
– Ну, у Верки кроме юбки были еще признаки.
– Конечно. Она все лето с парнями из строительного за гаражами курила. Мне мать запрещала за ней ходить.
Я спрятала горящее от злости лицо за журналом. Хотелось крикнуть: «Помню, как ты таскалась за нами, несмотря на запреты, а мы не знали, как от тебя отделаться! Но ты в итоге послушалась маму, и вот – замуж выходишь. Все правильно сделала».
А мы не послушались. И промолчали.
Я молчу до сих пор.
Лес все ближе, и шепот его все громче. Я шла, как на казнь. Те же осенние листья, едва прикрывающие жирную грязь… И голова почему-то закружилась. Прошлые и настоящие события накладывались друг на друга, так что становилось трудно разобрать, где одно, а где другое.
«Кружится голова».
– Ев, повернись тут, такое роскошное дерево на фоне!
Щелчок фотоаппарата. Как кружится голова!
Обернувшись, я увидела красное, как кровь, дерево позади меня. Будто кровь…
– Ева? Улыбнись!
Разве я не улыбаюсь? Я… улыбаюсь. Или нет?
«Я бегу по листьям, оскальзываясь».
– Ева, что с тобой?
– Все хорошо.
«Он догнал меня, догнал, догнал. Мне страшно, как никогда в жизни».
Щелчок.
«Я делаю шаг вперед, наступаю на землю, под ногой хлюпает, и выплескивается фонтанчик грязной воды. Покачиваюсь, чуть не падая. Нельзя падать, испачкаю свитер!
Руки были все черные».
– Стой ровно, Ева! Это что, так сложно?
«Я цепляюсь за землю, отталкиваюсь, но руки скользят».
– Покружись! Да не сейчас! Вот когда ветерок дует, листья падают, под ними покружись!
«Он наваливается сверху, я выворачиваюсь и перекатываюсь по земле».
Так кружится голова. Можно я не буду больше кружиться, меня тошнит?
«Страх помогает вырваться, ударить, ни на что не надеясь, отчаянно, бессмысленно».
– Ева? Ева! Ева?!
– А?
– Ты чего не откликаешься? Стоишь, выпала из реальности.
– Давай уйдем?
– Ты чего?
«Он отпустил меня на мгновение, я рванулась изо всех сил, потянув мышцы, они болели две недели».
Я покачнулась, Олег едва успел меня подхватить.
– Ты чего такая морально неустойчивая?
«Споткнулась у самого края леса, испугалась так, что сердце чуть не выпрыгнуло из горла. Сейчас точно догонит!»
Я оперлась на руку Олега и попросила:
– Давай уйдем?
Его рука мгновенно из поддерживающей стала жесткой, а сам он раздраженным:
– Ева, ты можешь нормально объяснить, чем тебе этот лес не нравится? Тут не водятся дикие звери, честное слово.
– Не хочу.
– Опять твои суеверия, что ли?
«Нельзя ходить в лес. Он ждет там, за кустами».
– …Нет.
– Ева, мне надоела эта ерунда!