Десятое декабря (сборник) - стр. 15
Господи боже, она на все была готова, лишь бы появился какой-нибудь праведный взрослый, подошел к ее матери, встряхнул хорошенько и сказал: «Ты, идиотка, это же твой ребенок, твой ребенок, которого ты…»
– Так как вы думали его назвать? – спросила женщина, выходя из кухни.
Ее жирное лицо с тоненьким мазком помады излучало жестокость и невежество.
– Боюсь, что мы его в конце концов не возьмем, – холодно сказала Мари.
Какой вой подняла Эбби! Но Джош – ей придется потом похвалить его, может быть, купить ему Пакет расширения для «Итальянского хлеба» – прошипел что-то сестре, после чего они пошли прочь из захламленной кухни (мимо чего-то вроде коленчатого вала на противне, мимо сушеного красного перца, плавающего в жестянке с зеленой краской), а хозяйка дома трусила следом, говоря, постойте, постойте, можете взять его бесплатно, пожалуйста, возьмите – она и в самом деле хотела, чтобы они его взяли.
Но Мари сказала нет, они не смогут взять его сейчас, она чувствовала, что человек не должен что-то иметь, если он не может обеспечить своей собственности надлежащий уход.
– Ох, – сказала женщина, вся обмякнув в дверях; за одно ее плечо цеплялся щенок.
Сев в «лексус», Эбби тихонько заплакала, повторяя:
– Нет, правда, для меня это был идеальный щенок.
Щенок и в самом деле был хорошенький, но Мари ничуть не собиралась потакать дочери в такой ситуации.
Нет – и все.
Мальчик подошел к забору. Если бы только она одним взглядом могла сказать ему, «Жизнь не обязательно будет всегда такой. Твоя жизнь, может быть, расцветет во что-нибудь замечательное. Это может случиться. Это случилось со мной».
Но тайные взгляды, взгляды, которые передавали целый мир смыслов своим тонким бла-бла-бла, – все это была полная ерунда. Не ерундой был звонок в Агентство защиты детей, где у нее была знакомая, Линда Берлинг, такая дама церемоний разводить не станет, увезет этого несчастного малыша с такой скоростью, что тупая голова жирной мамаши завертится, как юла.
– Бо, через секунду вернусь! – прокричала Келли и, разводя кукурузные стебли вовсе не щенячьей рукой, шла и шла, пока не осталось ничего, кроме кукурузы и неба.
Он был такой маленький, когда она поставила его на землю, не шевельнулся, только принюхался и упал.
Да какая разница – утонуть в пакете или умереть от голода среди кукурузы? Тогда Джимми не придется это делать. У него и так забот по горло. Мальчишка с волосами до пояса, с которым она когда-то познакомилась, превратился в старика, сморщенного от забот. Что касается денег, то у нее припрятано шестьдесят. Двадцатку из этих шестидесяти она даст ему и наплетет типа «Люди, которые купили щенка, были очень симпатичные».
Не оглядывайся, не оглядывайся, мысленно повторяла она, несясь по полю.
Потом она прошла по Тилбэк-роуд, словно спортивной ходьбой, как леди, которая ходит каждый вечер, чтобы быть стройной, только ей до стройности как до луны, она знала, а еще она знала, что при спортивной ходьбе не носят джинсы и незашнурованные ботинки. Ха-ха. Она была не какая-то там дурочка. Просто неправильно выбирала. Она помнила слова сестры Линетт: «Келли, ты достаточно умна, но ты склонна к таким вещам, которые не приносят тебе пользы». «Ну, да, сестра, это точно», – сказала она в уме монахине. Но какого черта. Какого дьявола. Когда с деньгами выправится, она купит себе приличные кроссовки, займется ходьбой и станет стройной. И пойдет в вечернюю школу. Похудеет. Может, с помощью медицинских технологий. По-настоящему стройной она никогда не будет. Но Джимми она нравилась такая, какая есть. И он ей нравился таким, каким есть. Видно, это и есть любовь: тебе нравится человек таким, какой он есть, и ты делаешь, что можешь, чтобы он стал еще лучше.