Десять железных стрел - стр. 13

И, знаешь, до того, как его усыпали тела.

Мальчонки и девчонки Кассы разметались по полу. Руина разбросала как их самих, так и их оружие и самодельные баррикады по всей гостиной. Одни лежали и стонали, и трясущимися конечностями тянулись к мечам и штык-ружьям. Иные лежали и орали, приземлившись на разбитые перила или доски; в их ногах или ребрах засели осколки деревяшек. Третьи же лежали молча, неподвижно.

Я уделила им ровно столько внимания, сколько понадобилось, чтобы вычислить наименее раненных.

Явилась-то не ради них.

Я нашла его, мужика постарше, седеющего, который упрямо полз, толкаясь одной, еще рабочей конечностью. Дрожащая рука тянулась к тяжелому арбалету неподалеку. Мужик заорал – мой меч, обрушившись, проткнул ему ладонь.

За такое меня бы замучила совесть.

Ну, знаешь, если бы он не тянулся за оружием, чтобы меня пристрелить.

Я дождалась, пока ор стихнет до скулежа, потом присела на корточки. Мужик уставился снизу вверх. Лицо его исчертило достойное уважения количество шрамов и морщин – это тебе не молодняк с широко распахнутыми глазенками, поведшийся на романтику разбойной жизни. Тут я имела дело с бывалым бойцом. А это вселяло надежду, что работенка окажется быстрой.

– Где Касса Печаль? – спросила я.

– Иди ты… на хер… – выплюнул мужик.

Но ты ведь знаешь, что в Шраме говорят про надежду.

Пользы от нее примерно как от пробитой мечом руки.

– Ишь какой задиристый, м-м? – хихикнул Какофония из кобуры. – Достань меня. Покажем-ка ему наше дипломатическое мастерство.

Совету я не вняла. Пусть я ни капли не сомневалась, что в дипломатии Какофония и в самом деле подкован, я все-таки понимала, что его толкование этого искусства обычно включало в себя следующее: палить по людям, пока оставшиеся в живых не выдадут ему то, что он возжелал. И пусть сие временами соблазнительно, я знала способ получше.

Я вздохнула, положив ладонь на эфес меча, и наклонилась поближе. Мужик отпрянул, ожидая кулак в лицо или чего похуже.

– Как тебя звать?

Этого он явно не ожидал.

– Ч-чего? – охнул он.

– Имя, – пояснила я. – Либо с которым ты родился, либо которое взял, когда начал на нее работать. Знаю, скитальцы любят, когда у их прихвостней чудны́е клички.

Он втянул воздух сквозь зубы, сдерживая боль, взгляд стал жестче.

– Ришас.

Я медленно кивнула, удерживая его взгляд, взвесила имя на языке.

– Сколько тебе лет, Ришас?

– Иди на х…

Кулак, которого он на этот раз уже не ждал, все-таки нашел его щеку.

– Ну что же ты, не нужно вести себя так некультурно, – произнесла я мягко, в полную противоположность удару, и глянула на свой меч. – Ну, некультурней, чем уже есть. Очень бы не хотелось, чтобы твое последнее впечатление обо мне было, мол, я вся такая безжалостная, так что давай пойдем путем попроще, м? Сколько тебе лет?

Ришас поколебался, то ли из гордости, то ли из-за боли, я не знала. Но в итоге все равно ответил.

– Сорок четыре, – проворчал он.

– Сорок четыре, – повторила я. – Староват для бандита. Будь ты глупцом, вряд ли бы дожил до своих годков, верно?

Ришас промолчал. Тишина затянулась, потом я ее нарушила.

– Тебе известно мое имя?

Он уставился на меня, открыл рот, будто хотел выругаться. Но вместо этого поджал губы – из уголка стекла струйка крови – и кивнул.

– Она рассказала? – спросила я.

И он снова кивнул.