Десять поцелуев, чтобы влюбиться - стр. 25
В распоряжении была любая девчонка – Карина, Марина, Полина, но я хотел именно Машу, чёрт бы её побрал.
И что особенного? Девка как девка. В смысле, есть и лучше.
Хотел докопаться до тайны за семью печатями и разгадка, казалось, была на самой поверхности, только каждый раз прямо из-под носа уплывала. Точь-в-точь Савельева.
— Сотня, лапы убери! — шипит Маша и пытается выбраться из моих объятий. — Или со слухом плохо, мм?
Ага, в точку. Идиот отпускать? Не-не, сладкая моя девочка, сначала вишенка с тортика, а уже после аппетит пропадёт. Только такая последовательность.
— Плохо, — выдохнул и потянулся к её губам. — Но есть одно прекрасное средство. Таблеточки хватит.
— Так быстро? — рассмеялась девчонка. — И как долго ты принимаешь лекарство, десять секунд и готово? Шаровая молния прямо.
Зараза бешеная! Сама напрашивается, чтобы я её долго и обстоятельно учил хорошим манерам.
Наверное, это меня и подкупило в ней. Не миндальничает, не бегает вокруг меня с восторженными глазками, в рот не заглядывает. Не пытается быть той, кого я хотел бы видеть. Совершенно неправильная баба. Нет в Маше этой шаблонной ванильности, фальшивого лицемерия. Чистая, искренняя, настоящая. Аж бесит.
— Ты вообще веселиться умеешь? Получать удовольствие? — усмехнулся. — Судя по тому, как потекла, то ты остро нуждаешься в хорошей прожарке. Наши желания полностью совпадают, почему бы их не удовлетворить?
— То есть, обмениваться микробами с парнем, которого ненавижу? Да, не умею. А теперь, будь так добр, открой дверь. Иначе моя матушка придёт и разнесёт твой бордель по кирпичику. И давай выясним на берегу – никаких нас, ясно, Сотня?
Глупости. Люблю – ненавижу. Ненавижу – люблю. Мы давно не дети, чтобы дуться и строить мнимые обидки за то, что случилось в далёком прошлом.
Сама ведь на поцелуй ответила. Каюсь, грешен. Из квартиры выманил. Но парой секунд позже мы уже отлипнуть друг от друга не могли и, если это не физика между нами, что тогда?
Хочет, чтобы взял её и пожёстче. Просто цену себе набивает, недотрога фигова.
— Маш, мы ведь уже не в школе. Ты не серьёзно.
— Нет, я как раз серьёзно, — она пожала плечами. — Оставь меня в покое, находиться рядом с тобой и подобными у меня нет абсолютно никакого желания. Вот скажи, сам как думаешь, изменился со времён гимназии?
— М-м-м… да, — ответил, откровенно не понимая, куда клонит заучка. — Конечно.
Честно говоря, весь огонь почти сошёл на нет. Кажется, Савельева из тех девчонок, которым лучше молчать, пока я не начал её трахать. Может, стоило заклеить ей рот? Ух, слишком горячая картинка.
— Точно? — рассмеялась, словно издевалась. — Тебя лишили содержания, тогда на какие деньги эта вечеринка? Куча еды, напитков. И не говори, что сам заработал. Не поверю.
Жесть, какая тяжелая! Выдохся, всё!
— Я на идиота похож? — скрестил руки на груди. — Маман перевела бабок за спиной у папочки.
От взгляда Савельевой почему-то захотелось под землю провалиться. Смотрела на меня, будто на мерзкое и отвратительное насекомое под своими ногами. На грязь. Я никто и звать меня никак.
— Что и требовалось доказать, — без всякого наезда или яда произнесла. — Золотой мальчик, бесконечно купающийся в роскоши. Папа, мама есть, сам ничего в жизни не добился. А некоторым, Дим, приходится вкалывать и пахать, чтобы с голоду не помереть и обеспечить себе достойную жизнь.