Десять - стр. 42
Поздно вечером, укачивая сына, Роман смотрел на эти банки и представлял, что пройдут годы, и повзрослевший сын спросит его:
– Па, а тут написано «БИТВА» – это что за битва?
И он ему ответит: «Это битва, сынок… с самим собой».
А потом подумает и добавит: «У каждого своя битва в этой жизни».
История третья
ПОСЛЕДНЯЯ СПИЧКА
«Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно».
(Исход 20:7)
1.
– Хватит ржать! Дрова давай! – кричал Паша, закутываясь в тёплую куртку.
На небольшом заснеженном пятачке вдоль зелёного забора толпились несколько десятков молодых людей в чёрно-серых куртках, шарфах и шапках. Они о чём-то громко спорили, смеялись, кричали – трудно было разобрать слова, было понятно только, что все они замёрзли и собирались предпринять что-то, чтобы согреться. Несколько человек, выдвинувшись в сторону Павла, бросили к его ногам какие-то деревяшки.
– Во! Давай! Вот так! Теперь… будет горячо! – кричал Паша, принимая «топливо»; он закидывал дрова в старую ржавую бочку, в которой кто-то устроил импровизированный костёр, чтобы согреться.
– Ё-моё, вот он…прямо журнал «Фитиль»! – скривив губы, Паша как-то громко и злобно засмеялся. Бочка загудела, пламя в бочке вспыхнуло, обдав рядом стоящих снопом искр.
– Из искры возгорится пламя! – поддержали его стоявшие рядом. Некоторые из них притоптывали ногами, чтобы согреться. На улице стоял влажный и холодный ноябрь, то и дело принимался снег, но падая, он тут же превращался в грязную жижу под ногами.
– А чего не расходимся-то? – тонким визгливым голосом, перекрикивая толпу, спросил кто-то, стоявший чуть поодаль.
– Кто там такой умный? Сказано – стоять, стоим. Тут у кого психология дрогнет, у них или у нас, – быстро сменил тон Паша, показывая рукой на калитку в конце забора. – Сказано было стоять до утра, как Кутузов. Греться есть чем?
– Наливай! – кто-то передал пластиковые стаканчики по рядам стоящих. Где-то в толпе забулькала водка, следом за бульканьем прокатились знакомые короткие «Фху!», далее тонкой натянутой струной еле слышно повисала короткая пауза и следом звучали облегчённые торжественно-горькие «А-а-а-а»! Стаканы переходили из рук в руки, рукавом вытирались губы, и шелестели вынутые из-за пазух полиэтиленовые пакеты и фольга.
Паша, согревшись возле бочки, погрозил кому-то кулаком, и двинулся ближе к дороге, чтобы запрыгнуть в заранее согретую, тёплую машину, припаркованную недалеко, за кустами.
В машине его ждал Сашка, его друг и приятель ещё со школы, а сегодня впервые – его «сообщник», или как тут все называют друг друга – «координатор». Пронизывающий холодный ветер и шум согревающейся толпы резко затихли, Паша втянул в себя теплый, с кожаным привкусом, запах салона машины.
– Ну что, замёрз? – развернулся к нему Саша.
– Холодина какая. Знал бы я, что такая погода будет, вдвое больше денег у Мамонтова попросил бы. За такие бабки мёрзнуть тут чего-то не хочется. Сань, включи печку погорячее! Ну, ноябрь…
– Да она и так на максимуме!
– Да ну?
– Потрогай… Так, и какие планы у твоего Мамонтова на дальнейшие действия?
– «Мамонт» сказал стоять до ночи, пока их охрана не дёрнется, ну а потом – чтобы вызывали ОМОН или что-нибудь в этом роде. – Ухх… фффф, – Паша дышал на пальцы рук. – То есть, нужна реальная маза, понимаешь, чтобы менты начали крошить толпу. Вон там, воооон, видишь, ещё машина стоит? Там журналисты ждут своей очереди. Как только ОМОН начнёт швырять моих ребят в снег мордами, тут же журналисты вылезают. Понял? Так, где моя ириска, курить хочу зверски… – Паша полез в карман куртки, вытащил детскую карамельку на палочке, злобно развернул её холодными руками и принялся сладко сосать. С тех пор, как он бросил курить, карамелька помогала ему справиться с вредной привычкой.