Держите фармацевта! или Лавка в захолустье - стр. 30

— Игнат… — Я уже хотела сказать, что у меня голова болит, но лишь махнула рукой, накинула куртку и вышла во двор.

Кроме тяжелой головы, ужасно тянуло желудок, и я вспомнила, что за весь день выпила только ромашковый чай. Направилась к остову курятника и, присев на корточки, заглянула в его черные провалы. В углу в углублении соломы лежало несколько яиц.

Омлету быть! Хоть какая-то хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что керосин закончился.

— Игнат, принеси дров, я буду печь топить и яичницу жарить.

— Тебе надо, ты и топи, — развернулся дядя в сторону сеней, и поминай как звали.

А мне как раз и надо! Медитативно подкладывать дрова, смотреть на огонь — вот чего мне сейчас особенно захотелось. Я открыла вьюшку и поддувало, сходила на пожарище, насобирала досок и загрузила их в печь.

В прошлый раз, имея керосин, поджечь деревяшки оказалось плевым делом. А сейчас я попробовала собрать на подпал мелкую стружку. Завернула ее в обнаруженную на этажерке в зале газету и чиркнула спичкой. И, глядя на робкий язычок пламени, затаила дыхание.

Но огонь заниматься не пожелал: подпал истлел и погас.

Вооружившись ножом, я направилась на пожарище. Нашла сухие лучины, расщепила их на тонкие волокна и завернула уже в несколько газет.

Снова чиркнула спичкой.

Пламя вспыхнуло неохотно. Медленно, лениво облизывая каждую лучину, оно стало мало-помалу разгораться.

А я занялась готовкой. Разбила яйца в миску, взболтала их ложкой и добавила молока. На огороде нашла взошедший укроп-самосейку и несколько перышек лука.

Когда дрова выгорели, я подвинула сковородку к углям поближе и принялась гипнотизировать взглядом ее содержимое.

Через несколько минут головокружительный запах наполнил кухню. Я дождалась, когда омлет поднимется и его корочка зарумянится, и бросила поверх еще немного зелени. Потомила немного и сняла с огня.

— Игна-а-ат! — Я вышла на улицу и принялась крутить головой. — Идем ужинать.

На село уверенно надвигались сумерки, и мне почудилось движение в глубине сада. Я присмотрелась, не там ли топчется мой нерадивый родственничек, даже глаза сузила, но никого не обнаружила.

— Игнат! Ужин остынет, идем! Третий раз звать не буду, — фыркнула я в пустоту и, развернувшись, увидела спешащего к сеням дядю. Рядом с ним шаг в шаг бежала кошка песочной расцветки.

Мы принялись за еду, и омлета тут же не стало. Кошка, вальяжно облизнувшись, не спеша направилась в гостиную.

— Пойду и я вздремну. — Дядя проводил ее взглядом и ретировался в спальню.

А я стала приводить в порядок печь. Сгребла кочергой золу, высыпала ее в ведро и вынесла на огород. Закрыла вьюшку и поддувало.

И сама не заметила, как устало присела на стул и спиной прислонилась к теплой печи.

Решать вопрос с керосином надо срочно. Игнат в этом мне не помощник. Подумала и на миг закрыла глаза.

— Настя, а Настя! — лязгнула дверь, и в требовательном тоне я не сразу узнала Блинцовку. — Помоги мне.

Омлет меня разморил, отчего я не сразу сориентировалась. Прикидывая речь, в которой я откажусь от приготовления сомнительных зелий, я вышла в гостиную, взглянула на незваную гостью да так и замерла на месте.

Лицо соседки напоминало сливу. Огромную. Иссиня-черно-лиловую. И нос был распухшим. Под глазами черные круги — нехорошо, признак сотрясения. И фигуру ее перекосило. Одной рукой Блинцовка держалась за дверной косяк, другой за бок и пристально смотрела на меня сквозь отекшие глаза-щелочки.