Державин, или Крушение империи - стр. 23
Наконец перекладина шлагбаума поползла вверх, и карета загремела по пустым и гулким улицам города.
Мостовая в Симбирске была ужасная – много хуже, чем в Казани, – и карета то и дело ныряла в ухабы и кренилась в сторону.
Неподвижная и унылая фигура слуги деревянно раскачивалась на запятках.
Чтобы выяснить положение, Державин велел везти себя прямо к воеводе.
Воевода, сухой и раздражительный старик лет шестидесяти, в огромном старомодном камзоле со стеклянными пуговицами, сообщил ему, что полк подполковника Гринева два часа как отбыл из города и теперь движется по самарской дороге. Очень, очень жаль, что он опоздал на какие-нибудь полтора часа. По его расчетам, полк должен быть сейчас на десятой или одиннадцатой версте. Впрочем, если он очень торопится…
Воевода был стар, тощ, подвижен и походил на боевого петуха, которого Державин как-то видел у Максимова. Чтобы такой петух не прибавил в весе и не потерял цену, ему не дают долго сидеть на одном месте и кормят впроголодь каким-то особым зерном.
– А какая у него воинская сила? – спросил Державин, рассматривая суматошную фигуру воеводы, и вдруг сам поразился своему голосу: таким он был мутным и хриплым.
Воевода глянул на него с опаской.
– О том, сударь мой, я не наведан, – сказал он ласково и склонил голову набок. – Сие дело – в нынешнее время не воеводского разумения. У господина Гринева, чаятельно, есть на то особый указ от его высокопревосходительства, – он говорил все ласковее и ласковее. – А как от одной же высокой персоны посланы, то не вы у меня, а я у вас о том спрашивать должен.
И, нахохлившись, прошелся по комнате, еще более подобравшийся, настороженный и молодцеватый.
– А бахмутовская команда? – снова спросил Державин, сердясь на самого себя за эти бесцельные и ненужные расспросы. – Лошади под нее уже доставлены?
– И сего знать не могу, – сказал старик и засунул руки в карманы. – О том, чаятельно, вам сам господин Гринев доложить может. Я же в дела обороны и вовсе не мешаюсь.
После этого следовало немедленно откланяться, повернуться и уйти.
Никакими клещами не мог бы Державин извлечь из этого старика ненужные для него подробности о воинском снаряжении команды, но он неожиданно сделал то, чего за минуту до этого сам не ожидал от себя: поглядел на старика пустыми, воспаленными глазами, провел рукой по волосам и тяжело опустился в кресло.
И сейчас же голубая, нарядная комната, с мягкой пузатой мебелью, блистающими лаком портретами императрицы, черными силуэтами в палисандровых рамках – накренилась, закачалась и поплыла перед его глазами.
Густая, блаженная, как сон, истома охватила все его большое тело.
Никуда не ездить, ничего не делать, ничем не интересоваться, ни о чем не спрашивать!
Снять с себя тяжелый, несгибаемый от пота мундир, бросить на кресло сумку с ордерами и остаться здесь, у воеводы, в его голубых покоях!
Какая славная привольная жизнь текла бы тогда среди этих палисандровых рамок, мягких кушеток и старинной мебели. Он бы спал на диване до одиннадцати часов утра, перед сном слегка музицировал на флейте и занимался с воеводиной дочкой уроками немецкого языка. Он писал бы по утрам стихи и перевел бы на русский язык все военные оды Фридриха Великого. Он бы…
Его глаза еще заволакивались туманом, и теплая розовая мгла под веками мерцала, застилая воинственную фигуру воеводы, а он уже стоял на ногах и твердой рукой застегивал сумку с ордерами.