Держава - стр. 61
– А чего каска у тебя германская? – несколько стушевался Сидоров.
– А того! На молочного поросёнка взял обменять. В бою, между прочим, добыта, а не лихоимством, как некоторые поступают. Вашбродь, велите развязать руки.
– Развяжите его, – велел Рубанов, потеряв к пленному интерес. – Отпустите бедолагу на свободу, а я к Махлаю поднимусь, гляну, что за пушки ему привиделись. Новогодняя ночь впереди. Кругом шпионы, пушки и самолёты, – набросив шинель и кивнув вестовому, чтоб топал за ним, выбрался из блиндажа на свежий воздух.
– Снег пошёл, – радостно воскликнул Федот. – Ну, прям, как у нас в Рубановке, – повысил настроение командиру.
Махлай уже ждал их на «Миллионной улице».
– Четыре пушки и кучу зарядных ящиков на середину пригорка подняли, – указал за спину большим пальцем. – А то достали уже фрицы своими траншейными пушками. Того и гляди в блиндаж попадут.
Поднявшись по ходу сообщения на вершину, скользя по выпавшему снегу стали спускаться к расположившейся на куцей отлогой площадке артиллерии.
Заметив офицера, к Рубанову не спеша, с чувством собственного достоинства, приблизился артиллерийский начальник и, поднеся ладонь к папахе, доложил:
– Господин полковник, командир полубатареи, штабс-капитан Глебов, – представился он.
«Глазастый какой, даже погон в полумраке сумел разглядеть, – протянул руку богу войны Аким, неожиданно вспомнив «герцога» Игнатьева. – И такой же важный», – благодушно улыбнулся офицеру.
–…Приказано расположиться на высоте «триста двадцать», дабы вести огонь на поражение по врагу, – ответно улыбнулся полковнику артиллерист.
– Обустраивайтесь, господин штабс-капитан, – оглядел запыхавшихся от подъёма орудий солдат в расстегнутых шинелях и сдвинутых на затылки с потных лбов папахах. Парившие на лёгком морозце лошади тяжело дышали, обеспокоенно встряхивая головами и фыркая. – С наступающим вас… Не германцем, а Новым годом, – пошутил Рубанов.
– И вас также. Милости прошу в двенадцать ноль-ноль, – козырнул полковнику офицер.
– Благодарю за приглашение, а там как карта ляжет… На войне ничего нельзя обещать.
За час до Нового года, ещё раз обойдя посты и полюбовавшись открыткой «Зимний путь», что подарил ему сын, мысленно поздравил родных с наступающим семнадцатым годом. Затем, созвонившись с Гороховодатсковским, предупредил приятеля, что скоро подойдёт, и, загрузив денщика Митьку водкой и закуской, полез по траншеям на «Миллионную улицу», где приказал Махлаю протянуть телефонный провод к полубатарее четырёхдюймовок. Поздравив выскочивших из блиндажа телефонистов с новогодьем, вместе с денщиком спустились к занятому пушкарями плацдарму.
Козырнув, часовой пропустил гостей в палатку командира – видно, был предупреждён своим начальником.
Штабс-капитан, склонившись над зарядным ящиком с картой, что-то отмечал на ней красным карандашом. Увидев вошедшего полковника, отбросил карандаш и, выпрямившись, коротко, с офицерским шиком, кивнул, щёлкнув при этом каблуками начищенных сапог.
– Перед отправкой на высоту «триста двадцать» получил от командира полка несколько снимков германских позиций, сделанных с нашего аэроплана, на которых ясно видны облачка от выстрелов их батареи, когда над нею пролетел самолёт. Отметил примерное расположение вражеской артиллерии. Завтра стану с ней разбираться, а сейчас предлагаю проводить шестнадцатый год.