Держава. Том 3 - стр. 25
– Гастгела! Называй вещи своими именами, Абгам, – выронил из глаза монокль папаша Шпеер.
– Я, можно сказать, тоже провёл анкетирование, – вытащил из кармана исписанный блокнот Георгий Акимович. – Сейчас оглашу показания свидетелей, господа. Вот, например: 11 января, около 5 часов дня студент университета Рудницкий шёл со своей квартирной хозяйкой Лаптевой по Большому проспекту. Никакой толпы не было. Шли редкие прохожие. Навстречу из-за угла выехал взвод улан. Студент прижался к стене, но несколько кавалеристов выехали на тротуар и закричали: «Бей их всех!» Студент попытался бежать, но спешившиеся уланы догнали его…
– И изрубили шашками, – записывал карандашом в свой блокнот показания Рубанова курчавый присяжный поверенный. – А домохозяйку, как её?.. – защёлкал тонкими пальцами, выжидательно глядя на профессора.
– Лаптева, – подсказал тот.
– Ага! Её взвод улан изнасиловал, – обрадовался Шпеер.
– Нет! Зачем барыньке столько удовольствия, – хохотнул один из адвокатов. – Её просто ударили шашкой.
– Господа! – призвал развеселившуюся комиссию к порядку Винавер. – Давайте будем серьёзнее. Ведь в этой бойне пострадали и евреи. Что там у вас далее? – заинтересованно глянул на Рубанова увеличенными от линз очков глазами.
«Словно филин», – опять подёргал щекой Георгий Акимович:
– Один купец рассказал… Я к нему блокнот с карандашом зашёл купить. Что видел из дверей своей лавки, как казаки остановили конку, всех из неё выгнали…
– Пинками и прикладами винтовок, – подсказал Люстик.
– Пусть будет так, – кивнул головой Рубанов и продолжил: – И стали полосовать шашками студента. Купец вышел заступиться, но получил шашкой по голове.
– А штыком в живот, – внёс долю садизма в лирическое описание события Грузенберг.
– Беднягу повалили в снег…
– Лаптеву? – вновь выронил монокль Шпеер.
– Это уже за купца гассказ, – разочаровал товарища Шамизон, пригубив коньяк.
– Купец вскочил на ноги, – вдохновенно читал запись Рубанов, не обращая внимания на комментарии, – … и забежал в лавку. За ним ворвались четверо солдат…
– И столкнулись в спальне с его женой…
– Ну скажи мне, Шпеег, откуда в магазине спальня? – остудил воображение друга Шамизон.
– Ну тогда в кладовке, – не сдавался тот.
Присяжные поверенные осуждающе покачали головами, а Рубанов продолжил:
– Купец спрятался, и солдаты его не нашли.
– Так не пойдёт, – возмутился Пассовер. – Ещё как нашли…
– Вместе с женой, – успел вставить Шпеер, доставая из рюмки с коньяком монокль.
– … И изрубили, – закруглил мысль адвокат, не слушая хлопчатобумажного фабриканта.
– В общем, господа, случаев немотивированных нападений очень много, – захлопнул блокнот Рубанов и по памяти доложил: – Степана Жданова, вышедшего за кипятком на четырнадцатой линии Васильевского острова, ранили выстрелом в нижнюю челюсть; рабочего Павла Борового, стоявшего возле своего дома на одиннадцатой линии, казаки ударили нагайкой по глазу и прикладом по голове…
«Евреев среди жертв нападения нет», – обрадовался Шамизон и поднялся с рюмкой в руке из-за стола.
– Господа! Помянем жегтв кговавого цагского гежима, – предложил весьма уместный тост.
– Долой царизм! – поддержал его Муев, с любовью глянув на профессорскую дочку, всё не решаясь позвать её на свидание.
– Один из участников событий рабочий Карелин сообщил, что убитых четыре тысячи, а раненых – до семи с половиной. Те цифры, что опубликовали в «Правительственном вестнике» – ложь и обман народных масс, – взял слово Винавер.