Держава. Том 3 - стр. 17
В белесоватой мгле появилось тёмно-красное солнце и в мутном тумане, по краям от него, возникли ещё два бордовых светила.
«Будто в зеркале отражение», – унял заколотившееся сердце Гапон, слыша позади возгласы:
– Три солнца на небе!
– Нехорошее знамение! Беду предвещает, – крестился народ.
– Царю-ю небесный.., – затянул священник, чтоб отвлечь людей от знамения, и народ запел, поддержав его.
Неподалёку от Нарвской заставы цепь солдат заступила дорогу шествию. За ними Гапон увидел кавалеристов.
От жиденького наряда полиции увещевать бунтовщиков направился старший полицейский чин. К нему присоединились шествующие по краям колонны помощник пристава поручик Жолткевич и околоточный надзиратель Шорников.
– Я пристав Значковский. Кто у вас предводитель? – как можно громче вопросил полицейский чин, пятясь задом перед толпой. – Остановитесь. Властями запрещено ваше шествие… – не успел договорить, как из толпы раздалось несколько выстрелов.
Гапону на миг показалось, что стрелял Рутенберг.
Двое полицейских упали, а пристав Значковский побежал к своим.
И тут же к колонне рысью направился эскадрон кавалерии.
Рутенберг увидел скачущего впереди офицера и, не целясь, выстрелил в него, услышав из колонны ещё несколько выстрелов.
«Господи! Что же это? – оторопел Гапон. – Зачем стреляют… Мы не дошли ещё до Зимнего…»
Телохранитель Филиппов оттащил священника в сторону, когда мимо них проскакал кавалерист, грозно размахивая шашкой.
– Плашмя по плечу звезданул, – неизвестно кому пожаловался Васильев, от всей души треснув огромным крестом, что притащили из церкви, кавалерийского унтер-офицера. – Расступайтесь и пропускайте конников, в полный голос заорал он.
Не остановив манифестантов, эскадрон повернул назад, и под смех расступившихся солдат, построился за их цепью.
Почесав через пальто плечо, Васильев повёл колонну, не увидев уже в первых рядах Гапона.
Три солнца сменила необычная зимой яркая радуга, а когда она потускнела и скрылась, поднялась снежная буря. Из этой вьюжной круговерти раздался звук трубы, выводивший какой-то суровый мотив.
– Музыкой себя веселят, – обращаясь к рабочим, кивнул в сторону солдат Васильев.
– Ну сколько можно трубить предупреждающий сигнал, – выдернул шашку из ножен командующий двумя ротами Иркутского полка капитан. – К прицелу! – выкрикнул команду. – Уже на сто шагов подпустили колонну.
Но манифестанты как шли, так и продолжали идти, громко запев молитву «Отче Наш».
Капитан четыре раза кричал «к прицелу», надеясь напугать рабочих, и всё не решаясь скомандовать: «пли».
Но за пением и рёвом бури они не слышали команды, продолжая надвигаться на цепь солдат.
– Пли! – махнул шашкой капитан, потеряв надежду остановить того и гляди сомнувшую солдат толпу.
Когда на землю упали хоругвеносцы и нёсший царский портрет рабочий, Гапон ещё не понял, что по ним произвели залп.
Но когда закрывший его Филиппов зашатался, хватаясь за грудь, и прохрипел:
– В царя из пушки стрелять умеете, и по людям из ружей, а от японцев бежите, – до Гапона дошёл весь ужас создавшегося положения, и с него сразу слетели спесь и тщеславие.
Он почувствовал, что Рутенберг с силой потянул его за рукав шубы и брякнулся на землю, уткнувшись лицом в царский портрет и ощутив боль в груди от давившего на неё креста. Разум его на какое-то время отключился и будто издалека он слышал, как Кузин во всю глотку в истерике орал: