Держава том 2 - стр. 33
– Ко мне что ли? – заметив дежурного офицера, Евгений Феликсович лениво высунулся в окно, вальяжно облокотившись на подоконник.
– Никак нет, – вытянулся Рубанов. – Свой барак ищу. А то стемнеет, и вовсе на берёзе ночевать придётся, – развеселил начальство.
– Зайди, подпоручик, – милостиво пригласил офицера Ряснянский. – Первый раз в Главном лагере? – самолично разлил по стаканам вино.
– В прошлом году представлялся в Собранской столовой, – с удовольствием выцедил лёгкий душистый напиток.
– Помню! – налил ещё по стакану полковник и уселся в кресло. – Чего стоишь-то? Вон стул свободный. Как там Пал Палыч? Палатки поставили?
– Ставят, – выпил второй стакан Аким и блаженно уселся на предложенный стул.
– Дел у них хватает… Потом перед палатками линейку песком засыпят, и дёрном обложат… Но это завтра, – хотел налить по третьему, но передумал. – Заблудился? – хохотнул он. – Влево держи и за бараком 2-ой роты – ваш будет. Пока ротные командиры в отпусках, в их комнатах старшие по выпуску подпоручики проживать станут, а вы с Зерендорфом, королями, в отдельных половинах жить расположитесь. Ну а уж как к манёврам Лебедев с Васильевым прибудут, потеснитесь… Вдвоём с Гороховодатсковским в одной половине барака поживёте.
Взяв влево и обойдя барак 2-ой роты, Рубанов посидел на тёплом пне, помечтал о Натали, вспомнив прошлый год и её дачу, посшибал прутиком головки одуванчиков, поглазел на утопающий в зелени родной барак, и не спеша побрёл к нему, рассуждая, что великий князь Владимир Александрович здесь ловить его не подумает, потому что, где начинается летний лагерь, там кончается дисциплина… Правда, великий князь Николай Николаевич, радетель Красносельской гауптвахты, этого не понимает. Но, как говорят умные люди: «На великих князей и проституток – не обижаются», – подошёл к своей половине барака, сразу угадав её по мелькавшему в окне денщику.
После дежурства, позавтракав, офицеры сидели на скамейках в собранском садике, и услаждались прекрасным днём, тишиной, свежим воздухом и сигарным дымом подпоручика Гороховодатсковского, перенявшего привычку от капитана Лебедева и полковника Ряснянского.
– Амвросий Дормидонтович, – без ошибки произнёс Рубанов, порадовав своего шефа.
– Молодец, – морально поощрил подведомственного, выдохнув сигарный дым, и насмерть уморив им свалившуюся с листа гусеницу.
– … Может, прокатимся верхами по территории Главного лагеря?
– Экскурсия, тэ-э-к скэ-эть, – уморил вторую гусеницу Гороховодатсковский. – Ну что ж, согласен.
Буданов от путешествия категорически отказался. Вначале имел намерение найти уважительную причину, но кроме: «Да пошли вы к чёрту, господа», в голову ничего не лезло. Эту мысль, в конце концов, он и озвучил, почесав мизинцем над верхней губой.
– Ну, как знаете, Анатолий Владимирович, – произнёс истребитель гусениц и крикнул дежурному вестовому:
– Братец, пулей слетай к нашим денщикам и скажи седлать лошадей. Потом сюда их доставишь.
– Денщиков?
– Лошадей, дура, – плюнул в душу вестачу.
В деревянной конюшне, за бараками, хрумкали овсом два десятка офицерских иноходцев.
Ванятка со слезами на глазах отправил раскормленного «Графа» с денщиком Козловым в Красносельский лагерь.
– Оводов от жеребчика отгоняй, – вдогон прокричал он.
Через полчаса, кавалькада из трёх конников, не спеша дефилировала по грунтовой обочине вдоль шоссе, специально предназначенной для верховой езды вдоль многовёрстного лагеря.