Размер шрифта
-
+

Держава том 1 - стр. 60

Наконец калитка открылась и высунулась голова взбешённого, как его пёс, Ермолая Матвеевича.

Увидев приезжих, лицо его, словно у актёра, прошло все мыслимые метаморфозы, начиная от удивления, которое он выразил выпученными глазами, и заканчивая наигранной радостью, выразившейся в широкой улыбке, избороздившей щёки тремя овальными складочками.

– Вот хто приеха-а-л… А мы думаем, хто это стучит… Вот радость-то,– засюсюкал он, повернувшись и пнув в сердцах кобеля, мигом залетевшего в будку. – Заходитя-я, заходитя-я скоренько-о… Уж как я вас жда-а-а-л, – подумав, добавил ещё и «с». – Чуяло сердце, чуяло-о-о, – загородил будку корытом, наставив на гостей зад с лопнувшими по шву штанами.

Прокашлявшись и немного придя в себя, волкодав решил показать, кто в доме хозяин и, напыжившись, мощно рявкнул в корыто и затих, до глубины собачьей души поражённый своим рыком.

Ермолай Матвеевич провёл гостей грязным двором в сад, раскинувшийся за домом, велев по пути работнику привязать лошадей и дать им овса.

Сидя под деревом почти за таким же, как и у них, столом, с такой же, в клеточку, клеёнкой, они увидели жену старосты и идущую следом за ней ещё одну женщину.

Старостиха вынула из плетёной корзины три запотелых коричневых глиняных горшка с молоком, а её помощница поставила на стол поднос с караваем.

– Молочко только что из погребицы, – певуче произнесла хозяйка, – а хлебушко утром испекли.

Никогда ещё Аким не пил с таким аппетитом молоко вприкуску с тёплым, душистым, белым хлебом.

Умяв на троих целый каравай, любовались садом, вдруг приметив, как по одному ему ведомой тропинке, идёт старший сын старосты.

Приблизившись к гостям, он поклонился, пряча за спиной руку.

– Чего у тебя там, наган что ли? – усмехнулся Максим Акимович.

– Никак нет! – покраснел мальчишка, протягивая барину потрёпанную книжицу.

– А.С.Пушкин, – прочитал тот. – Молодец! Вот с кого пример бери, – попенял младшему сыну.

Глеб глядел на рыжего, как на них облезлый волкодав.

Аким взял у отца книгу, полистал и удивлённо оглядел Васятку. Так несопоставим был Пушкин и этот курносый невысокий мальчишка, с синими мечтательными глазами.

– Нравится? – спросил у него.

– Очень! – закивал тот головой.

– А что ещё читаешь?

– Книг больше нет. Тятька не хочет на баловство деньги выбрасывать, – совсем застеснялся парнишка.

– Ну, так я тебе завтра Некрасова привезу, – пообещал, поднимаясь с лавки Аким.


– Нужен он тебе, – когда ехали домой, ревниво выговаривал брату Глеб,– просветитель нашёлся, – совсем обидевшись, стегнул в сердцах лошадь.

Отец мчался далеко впереди.

– Но-о! – заорал Аким и тоже понёсся, вдыхая упругий ветер.

Белая рубаха пузырилась у него на спине.


На следующий, день всей семьёй, качаясь на волнах, пересекали Волгу на пыхтящем от усердия катере. Нещадно дымя трубой, и что есть силы сигналя, катерок сбавил скорость, пропуская огромный белый пароход с нарядным народом на палубе.

Балуясь, Аким стянул с себя рубаху и принялся махать ею над головой.

Тут же с парохода, веселясь, ответили ему белыми платками, шляпами и даже зонтиками.

Корабельный оркестр на верхней палубе, посвятил дымящему трубой катерочку туш.

– Какая честь, – смеялся Максим Акимович, тоже помахав вслед пароходу.

«Как хорошо всё в этом мире», – думал Аким, раскачиваясь на волнах.

Страница 60