Деревенский миллион - стр. 2
Силе Макаровичу, как свободному артисту, тут негде работать, но у него есть своя молодёжная музыкальная группа. Ничего, он решил, что поживёт на селе на её заработок. А потом они вернутся с миллионом в город. И этим своим положением он не тяготится. Что он будет делать здесь среди лесостепных диких Буртаских волков и красивых рыжих, но тоже диких, лис? Сила ещё не знал.
После ознакомления с местом своей лекарской работы Снежана даёт своему другу шанс: открыть в свободном помещении бывшей участковой больницы школу танцев, класс вокала или курсы игры на музыкальном инструменте. Дом культуры, ДК на официальном местном наречии или попросту клуб, закрыт. Когда-то, как им говорили, в советские времена сюда приезжали с гастролями областные театры. Теперь клуб стоит под замком: денег нет ни на содержание, ни оплату ставки культуролога. Его открывает только библиотекарь для выдачи книг, кои сохранились от советских времен. Да, местный фермер дядя Коля по душевной доброте подбрасывает средства на закупку недорогих свежих любовных романов и детективчиков. Когда-то руководителя художественный самодеятельности содержал местный колхоз, он же закупал музыкальные инструменты, привозил кинокартины из районного отделения кинообъединения. Всё это было давно в золотые застойные годы советской брежневской эпохи. В комнате, которую открыла библиотекарь, оказались инструменты вокально-инструментального ансамбля. На них толстым слоем лежала пыль. Последний раз их брали лет семь назад, чтобы поиграть на свадьбе.
– Был тут когда-то один городской инициатор, он женился на местной и работал здесь, – пояснила ему библиотекарь. – В советские времена в колхоз приезжали фабричные шефы для помощи. Он был из этих, женился на местной девушке и остался здесь. Вот он сплотил местных ребят, кто был не равнодушен к музыке. И они давали живую музыку на некоторых праздниках и на свадьбах. А так село без музыкальных традиций, есть несколько гармонистов, что играют на свадьбах. Потом этот инициатор развёлся, и уехал мужичок, который держал в тонусе местных самодельных музыкантов, в неизвестном направлении. Но село это уникальное своей молодостью, – рассказывала библиотекарь.– Вы заметили, что на селе нет старых зданий, нет места для храма?
– Да, я это заметил. Я всё-таки бывал в селах, и везде есть фундамент от церкви или он приспособлен подо что-то, – сказал он ей.
– Село организовано только в советские времена. До этого здесь была только пара домов, да трехэтажное здание от имения барина – генерала, из свиты батюшки царя. Вот и всё. При барской усадьбе – сад, аллеи которого ещё можно наблюдать.
– А вот пруды?
– Пруды эти от царских времен. Последний раз их перед войной чистили, тогда музыки было много и помнили, как чистить пруды. Все пруды эти – искусственные, выложены хорошим крепким кирпичом. Но уже лет восемьдесят они в запустении. Их не спускали и не чистили. Те, кто знал, как и зачем это делать, погибли в войне с фашистами. Был один, который ещё что-то смыслил в этом искусстве, единственный специалист по очистке прудов, но он умер в марте 1953 года от воспаления легких в райбольнице. Как мне рассказывали, он планировал очистить, но не с кем было это сделать. Вот подрастали пацаны, с ними он и строил планы на будущее. Правда, здесь началась компания и многие из них стали разъезжаться из села. Но некоторые старожилы рассказывали, этот человек был родственником того самого царского генерала, и вроде как «не-закон-н-ым сы-ном», – с растяжкой и полушёпотом сказала она. – Его родственники живут и сейчас здесь. … А те из мужчин, – продолжила она по прежней теме, – которые пришли с войны, были хворые и больные, а потом сюда понаехало из соседних сел тех, кто этих традиций не знал.