Депрессия. Торг. Писательство - стр. 17
В заключение
Не опускай руки.
Сегодняшняя тоска переродится в завтрашний подъем.
Чем отвесней пике – тем мощней потом будет вдохновение.
Если ты чувствуешь, что хочешь писать прямо сейчас, что просится, чешется, рвется, – пиши не откладывая, где бы ты ни был. Это состояние – самое крутое и плодотворное, это то, что потом будешь вспоминать и перечитывать.
Не забывай отдыхать.
В моменты, которые кажутся застоем, ты впитываешь красоту и вдохновение окружающего – чтобы тогда, когда снова захочешь творить, иметь силы раздуть искру в пламя. Такие моменты необходимы.
Готовься бежать длинную дистанцию.
Читай больше – разных эпох и авторов, но обязательно качественного.
На первом уроке химии учительница сказала: кто-то берет химию головой, кто-то – попой. Мне кажется, в литературе так же: из признанных каждый – либо гений, либо трудяга. Гений мне точно не светит. Но я уверена, что крепкая попа победит.
На стене над моим столом маркером по старым обоям написана цитата из песни «Радуйся» группы «Моя дорогая»:
– А вдруг игра не стоит свеч?
– Да конечно стоит.
Не опускай руки.
«Оруженосец Стальной Звезды»
Дарина Стрельченко
Рассказ
Огромная благодарность за помощь в работе
над рассказом Павлу Стрельченко и Юлии Думлер
Это была самая тяжелая, самая позорная работа – тащить котел. Если бы Стелла не уехала, с котлом возился бы кто-то из козявок. Но староста сорвалась на сборы прямо перед походом, и козявки единодушно проголосовали за то, чтобы котловым стал он. Он, конечно, тут же написал Стелле: беспредел, они меня заставили быть котельщиком! Но она не ответила, даже не прочитала. Богине некогда следить за классом из такой дали.
Он плюнул в пыльный, не отмытый с прошлого похода котел, поддал по нему ногой и взвыл: тяжелой чугунной дуре хоть бы что, а у него пальцы онемели от боли. При мысли, что придется всю неделю таскать котел за спиной, драить и следить за варевом, захотелось слиться. Если Стелле можно – почему нельзя ему? Она наверняка подгадала со сборами, знала заранее, просто не говорила. Помнит, наверно, прошлое лето: комарье, духоту в лесу, подгоревшую кашу…
Козявки еще нахлебаются, мстительно подумал он, затягивая вокруг котла лямки и примериваясь, как взвалить его за плечо. А Стелла пусть развлекается там, в пятизвездочном отеле для вундеркиндов, пусть ставит свои химические опыты.
В отсутствие старосты козявки стремительно наглели. Сначала косо поглядывали: ну, как ты без мамочки? Потом кто-то швырнул в затылок шишкой. Конечно, было за что; но это о́н знал, что было. А они должны были молча маршировать, тащить барахло, разжигать костер на привале, помогать ему ставить котел. Никто не помогал. К вечеру они совсем озверели: подняли мордашки, захихикали, затянули песню – не их походный гимн, сочиненный Стеллой, а какую-то лабуду.
К ночному привалу он натер пятку и подвернул ногу, шею разнесло от укусов мошкары. Доплетясь до намеченной поляны, хотел только одного – лечь, хоть в сосновые иголки, хоть в болото, и лишь бы отстали. Но козявка-костровой уже пищал в ухо: пора ставить котел, пора закладывать кашу!
Он отмахнулся, но одноклассники навалились, принялись дергать, ржать, свистеть стручками акации прямо в уши. Отыгрываются, подумал он. Вяло удивился, как мало продержался его авторитет без Стеллы. А впрочем, был ли авторитет? Верный подавала, вечный секретарь, скромная, наделенная полномочиями луна в тени великолепной Стальной Звезды.