День счастья – сегодня! - стр. 7

– Господи! Ну что же это за ребенок такой? – Надя покачала головой, она знала, что Люба изо всех сил сдерживает слёзы. У неё самой защемило в груди и заболело в висках.

– Нельзя себя в обиду давать, Любаша. Я вот… – она поперхнулась следующим словом, – ладно, подожди меня здесь.

– Оля, отдай куклу, – сказала Надя, протянув руку к девочке.

– Ма-а-ама, – захныкала та.

– Да пусть ребенок поиграет, тебе что, жалко? – брезгливо, не отрывая глаз от подруги, с которой мешает разговаривать эта назойливая «муха», проронила Олина мать. Подруга её тоже не смотрела на Надю.

– Жалко, – отрезала Надя.

Она потянулась рукой к кукле, но сволочной ребенок отбросил игрушку в противоположную сторону, в кусты, которые служили изгородью детской площадке.

– Больше так не делай, – строго произнесла Надя, опять покачала головой, вздохнула и отправилась подбирать предмет раздора, – никогда больше так не делай!

– А то что будет? – услышала она за спиной, но вступать в перепалку с этими двумя болтушками на глазах у всего двора желания не было. Перед её глазами пронеслось воспоминание из её детства, когда три сплетницы пытались её убедить, что её бросила мама. А бабушка за неё не заступилась. Глаза заволокло туманом. Она вернулась к дочери, присела перед ней, внимательно посмотрела Любаше в глаза. Они были грустными, но слез в них больше не было.

– Возьми свою Дашу. Смотри, платьице испачкалось. Мы сейчас его снимем и постираем.

– Ей тоже больно, – прошептала девочка, крепко прижимая куклу к своей груди.

– Не плачь, Даша, сейчас все пройдёт, – девочка поцеловала куклу в лоб, так, как несколько минут назад целовала её Надя.

Больше они на улицу в это воскресенье не выходили.

Сначала на ушибленный висок прикладывали лёд. Вечером положили рассасывающий компресс с водкой и медом. Всему этому научила Надю Анна Павловна.

Любочка несколько дней не посещала садик и не выходила на улицу. От удара синяк стал почти чёрным, а опухоль наплыла на глаз. Надя осталась с дочерью дома.

Узнав, что произошло, тут же примчалась Оливия, дав возможность Наде выйти на работу. Для неё это не было такой уж большой необходимостью. Писать статьи и руководить отделами журнала, в котором Надежда работала главным редактором, можно и из дома – спасибо Интернету, но всё-таки она была благодарна свекрови за помощь. Оливия не стала слушать Надю и Богдана, которые считали, что ничего страшного не произошло, а повела девочку к врачу – в Соединенных Штатах так бы поступила любая мать! Да её вообще в тюрьму могли бы посадить, если бы она не сделала этого.

Но доктор, осмотрев девочку, тоже не увидел ничего страшного. Дети. Что тут скажешь?

На обратном пути из поликлиники, проходя через двор и держа бабушку Оливию за руку, Любаша увидела Олюню, одиноко скучающую в песочнице: никто из детей не хотел с ней играть.

– Бабушка, отпусти меня на минутку, я только хочу что-то сказать той девочке.

Оливия с сомнением посмотрела на ребенка, пол-лица которого занимал черно-фиолетовый синяк, но руку отпустила.

– Я тебя здесь подожду.

Любаша подошла к Оле.

– Смотри, что ты сделала… – сказала Любаша грустно, – у меня болит голова. Тебе меня не жалко?

– Ха-ха-ха… так тебе и надо… Не будь жадиной-говядиной! – засмеялась подлая девчонка.

– Я не жадина, – покачала головой Люба, – и ты знаешь это. А мне тебя жалко…