Демонология Сангомара. Яд и Меч - стр. 8
День близился к закату. Из рыболовных суденышек, примостившихся справа, спешно выгружали пойманную рыбу. С укрытых досками пирсов доносился шумный гам хозяев лодок, капитанов команды или одиночных рыбаков – обсуждали все как обычно: богатые места, жалобы на плохой улов или, наоборот, гордо демонстрировали полные груженные рыбой бочки. Соломенные жесткие шляпы поголовно украшались обвитыми вокруг тульи темно-синими лентами – символ Осте, дюжа моря. С солеными и обветренными лицами рыбаки, которые казались рожденными в море, а не на кровати, также солено шутили и громко хохотали.
Одно- и двухмачтовые торговые нефы лениво и сонно подремывали на волнах, а вокруг них кипела жизнь. Потные грузчики в коротких шароварах и с подвернутыми рукавами рубах торопливо грузили или разгружали трюмы кораблей под тщательным контролем деловитых ревизоров с перьями за ухом.
Из всех кораблей ближе ко входу в порт стоял двухмачтовый неф. Юлиан сразу обратил внимание на гальюнную фигуру обнаженной наги с раскрытым в крике ртом и неестественно большой грудью. За все три десятилетия жизни в Ноэле Юлиан ни разу не видел наги с подобным силуэтом, как у носовой фигуры этого корабля с Лоракко. Да и вообще, пышной грудью женщины этого вида никогда не отличались, так что оставалось лишь позавидовать пылкой фантазии резчика по дереву.
Около этого нефа, “Морского черта”, ходил взад-вперед с криками густо поросший бородой купец, в длинном кафтане с позолоченной тесьмой, подпоясанном черным кушаком. Около него и за ним бегал пучеглазый мальчонка лет восьми, и с самым унылым видом слушал отцовские наставления. Грузчики под вечно недовольным взглядом из-под кустистых бровей купца заносили в трюмы ящики с Королевским Розовым вином, закупленным на Ноэльских винодельнях семьи Лилле Адан.
– Халлик, дурень, хватит крутить по сторонам башкой! – проревел смурно кряжистый мужчина.
– Пап, да я слушаю тебя, слушаю, – с совсем хмурым видом ответил сероглазый мальчонка, но тут же отвернулся в сторону и стал смотреть на багровый закат.
– Я вижу, как слушаешь. Учись, пока я жив, отцовскому ремеслу.
Звонкая оплеуха прозвучала неестественно громко даже среди этого бурного оживления и суматохи. Затем раздалось фырканье, и насупившийся ребенок недовольно перекрестил руки на груди. Его бордовое платье до колен развевалось на легком ветру, как и длинные до плеч волосы цвета камня, а красный отпечаток от удара отцовской ладонью стал медленно остывать.
– Когда ж ты ума наберешься, а, Халлик?!
– Да я слушаю тебя, пап. Ну я же сказал! – с обидой произнес мальчонка.
– Вполуха слушаешь! А должен двумя ушами вращать, как гарпия крыльями, чтоб все запомнить!
Курносый нос сердито сморщился, а чуть выпуклые глаза такого же коренастого, как и отец, сына купца потускнели. В них разлилась настолько великая скука, что, казалось, мальчик прилагает все усилия, чтобы смотреть на бесконечную вереницу ящиков с вином. Но, в конце концов, любопытство вновь возобладало над нетерпеливой натурой ребенка, и он отвлекся на скрипящие доски пирса. Склонился, встал на четвереньки и теперь заглядывал меж щелей туда, под доски, в покачивающиеся воды.
– Пап, папа. Смотри! Там что-то есть!
– Что? – буркнул недовольно Намор Белозуб. – Куда ты опять пялишься, Халлик? О Ямес, за что мне это… Пять дочек и вот уродилось же такое чудо шестым…