Демон в белом - стр. 9

Я поднял голову. Император улыбнулся и жестом отослал мой эскорт. Экскувиторы отошли за раскрашенные колонны, и мне показалось, что они не совсем покинули нас, а скрытно остались ждать среди этих высоких столпов.

– Нам до сих пор не представилось возможности поблагодарить вас за службу на Аптукке. Теперь на вашем счету два сьельсинских вождя.

– Вы льстите мне, ваше величество, – ответил я с поклоном.

– Вы даете мне повод. – Император взмахнул рукой в бархатной перчатке, усеянной блестящими перстнями, приглашая меня прогуляться. – Если бы все наши придворные были столь полезны…

На это у меня ответа не было. Я молча шел за его величеством вдоль прудов. Впереди бежали наши тени. Император был выше меня и в четыре с лишним раза старше – а мне уже было сотни лет, – но в его рыжих волосах не блестело ни единой седой пряди. За исключением красных бархатных перчаток и туфель, он носил ослепительно-белые шелка, расшитые золотом. Если при дворе я чувствовал себя неподобающе одетым, то в присутствии кесаря и вовсе показался полным оборванцем. Одни его перстни стоили как целая планета, и дело было не в ценности камней или искусстве ювелиров, ведь заказ подобных украшений обходился, в общем-то, недорого, а в их древности. Я не сомневался, что все они были изготовлены еще на Старой Земле до ее разрушения.

– Вы знаете, что вам возносят хвалу по всей Империи? Вы победили Бледных на Аптукке, не пролив ни капли крови.

– Если бы только это было так, – честно ответил я.

Император прервал свой размеренный шаг. Я чувствовал, как его взгляд выжигает мне щеку.

– Это так. Так мы решили, и вам следует придерживаться официальной версии.

– Как пожелаете, ваше величество.

Я не отважился посмотреть ему в глаза, лишь покосился в его сторону. Его императорское величество Вильгельм Двадцать Третий хмурился, над переносицей проявилась довольно заметная морщина. Но она быстро исчезла, и его лицо вновь обрело спокойствие, достойное лика древних фараонов. Я до сих пор впадаю в задумчивость, вспоминая это выражение. Победа на Аптукке была блестящей, но ложь пропагандистов из министерства народного просвещения приукрасила ее многократно.

– Вы убедились, что князь в самом деле мертв? – спросил император, возобновляя обход пруда.

– Вне всякого сомнения, ваше величество, – заверил я кесаря, попутно заметив между колонн экскувитора, наблюдающего за нами сквозь пустые глазницы маски. – Я ведь сам убил Улурани.

Его императорское величество кивнул, проведя вдоль подбородка облаченным в бархат пальцем. Что-то несомненно тяготило его, но еще некоторое время мы шли в тишине мимо изящных фресок с изображением фантастических нимф и ангелов, украшавших стены перистильного двора.

– Скажите мне, Адриан, – произнес император заинтриговавшим меня тоном, и я повернулся к нему. – Вы со мной?

Он отказался от статусного «мы», представ (каким бы святотатством ни было даже писать об этом) простым человеком, утомленным короной и всеми тяготами того положения, что он нес на своих узких плечах.

– Ваше величество? – переспросил я, не зная, что ответить.

– Не прикидывайтесь. Отвечайте, кому вы служите?

Неужели он видел преступный медальон, который пытался всучить мне Каракс? Решил, что я строю козни против престола и императорской семьи? У меня подкосились ноги, и я мысленно выругался. Преклонение колен явилось бы признаком раскаяния и признания вины, поэтому я не стал этого делать. Но от моего ответа зависело многое, да что там, жизнь.