Дело всей жизни. Книга первая - стр. 16
Заперев за мной дверь, Линда присела на идеально заправленную кровать.
— Слезь с постели и раздевайся догола.
— Ты, как всегда, сразу за дело.
Ухмыльнулся и ответил:
— Да, задело.
Медсестра встала и начала расстёгивать сиреневый халатик, стаскивать с себя юбку и майку с широкими бретелями. Осталась в нижнем белье и подошла ко мне. Я молча наблюдал, как она проводила ладошками по моей груди и прессу.
— Ты всё такой же твёрдый… — она обвела языком нижнюю губу. — Разденешь меня дальше сам?
Смотрел на неё и понимал, что чувствую какой-то новый оттенок возбуждения — злое предвкушение.
— Я сказал — догола, — напомнил спокойно, игнорируя её попытки поцеловать меня.
Линда расстегнула застёжку лифчика — грудь тяжёлыми шарами выпала из него и заколыхалась: мягкая, белая, с большими коричневыми ореолами вокруг сосков. Наклонилась снять трусики, а выпрямиться я ей не дал: спустил штаны, вынул вечно голодный член и надавил на макушку женщины, вынуждая опуститься на колени передо мной. Собрал волосы на затылке в кулак и задрал голову, встав так, чтобы оказалась прямо подо мной — так глубже входить прямо в горло, уже привычное.
Линда сама знала, что дальше: лизала и сосала, пока я не почувствовал, как накатила первая волна предвкушения.
— Надень резинку, повернись спиной и встань на колени.
Женщина послушно разорвала упаковку и раскатала защиту по члену, повернулась, задрав пятки и помотав передо мной голой задницей. Придавил за шею к полу, заставив развести согнутые в коленях ноги шире, и врезался внутрь мощно, ударившись бёдрами о ягодицы — хлипко внутри, тепло, и не тесно, как у Несси. Линда вскрикнула от боли, я врезал по заднице наотмашь, оставив отпечаток на белой коже, так, что медсестричка рванулась от меня, но не дал свободы — начал трахать её зло, яростно, глубоко и быстро. Линда вскрикнула, когда сгрёб в ладонь её плоть и оттянул слегка, перекатывая между пальцев. Передвинул руку, зажав ей рот и придавливая к полу лицо, повёрнутое вбок. Порол её нещадно и грубо, глядя на грудь, распластавшуюся на полу, на покрасневшую ягодицу, на затянувшийся возбуждением и болью взгляд. Женщина открыла рот, рвано дыша, и стонала, вскрикивая от мощных ударов. Отпустил голову и рванул её бёдра на себя, насадив до упора, и замер, снова ударил по красному отпечатку на ягодице, чувствуя, как вздрогнула Линда. Вытащил член и встал, дёрнул её, поворачивая лицом. Схватил за волосы обеими руками, притянул рот к горящей от похоти головке и вбился глубоко, не давая вдохнуть. Она упиралась в мои бёдра руками в попытке оттолкнуть, но я трахал в рабочее горло безжалостно, на весь свой размер, чувствуя, что предвкушение подкатывает медленно и лениво — увы, сатириазис[1] награждает лишь неуёмной похотью, но не делает неустанным трахарем. А кончить хотелось — лишь кончая я становился счастливым.
— Сука! Убери руки! — крутанул бёдрами, отцепляясь от коготков. — Хочешь, чтобы отпустил быстрее — делай что-нибудь!
У неё по щекам текли слёзы, когда я снова вбился в горло до рвотного позыва. Линда схватилась за мои яйца и начала массировать их и промежность, настойчиво лаская простату. Я прикрыл глаза, концентрируясь на слабых ощущениях предоргазма, и помогал себе рукой, плотно сжав член между пальцев, будто выцеживал из себя наслаждение. Когда оргазм всё же потёк к головке горячей струйкой, вжался в глотку Линды, насадив её рот на себя, и слабо истёк в резинку. Слабое удовольствие, никакого кайфа. Когда дрочу — и то ярче.