Дело шести безумцев - стр. 24

– Криминалистическая экспертиза? – водил Камиль пальцем по стеклу, не поднимая руку выше уровня своего бедра. – Алкоголь, наркотики?

– Ничего! Чисто! Что-то свело ее с ума. Она с гитарой даже в театр ходила. Сажала ее на соседнее кресло или в обнимку держала. Боже! За что это все с нами? – опрокинул Андрей Дмитриевич стакан с водой.

Я подала ему салфетки, а Камиль подошел к шкафу и вытащил из аптечки пузырек с валерианой. Она ни на что не действовала, успокаивал сам ритуал принятия капель.

– Сорок капель, – поставил Камиль пузырек на стол.

Кум Натальи выпил успокоительное и накапал еще сорок.

– Запор, – комментировал Камиль.

– Нет, затора не было! – Родственник опрокинул капли, словно стопарик.

– Запор, если капли выпить дважды, – пояснил Камиль, но генерал его не слушал.

– Фуры гнали как проклятые! И она… на пленках-то… я видел! Видел! Она улыбалась, Камиль Агзамович, – схватил генерал врача за руку, но, дернув плечом, Камиль быстро освободился и отошел. – Она была счастлива… – не умолкал генерал, – она… светилась! Боже, она умерла счастливой…

– Все понятно.

– Что, дорогой, что вам понятно?! Поделитесь, Камиль Агзамович! – умолял генерал.

– Понятно. Что нужна эксгумация.

– Эксгу… Ни за что! Ее ж, вы не понимаете! Ее схоронили в пакетах! Сто сорок пять пакетиков с останками… вот что получили ее муж и дети! Откопать, закопать… для вас эти упаковки – так! Размазня! А для нас… это все Наталья! Для ее мужа, для моей жены! Наш Наттик, которой больше нет…

– Контакты психологической поддержки в свободном доступе на сайте бюро. С «душами» и «Наттиком» к ним, а мне требуется собственное заключение. Без эксгумации трупа нельзя.

– Чем вы, Камиль Агзамович, психиатрическое расстройство устанавливать собрались?! У вас что, сканер какой?! Или пробирки?! Не было в ней спирта или наркоты! Не было! – ударил кум Наттика кулаком по столу, разливая следующий стакан с водой.

Я сделала пометки в блокноте: «Кружки-непроливайки?», «Защитное стекло на столешницу?».

– Тест на яды, – кивнул Камиль на папку с отчетом, – его нет.

– Как же? Вот! – спорил генерал. – Нет ядов в ней, нету!

– Не те, – скривил Камиль губы. – Нужен тест на биологические, промышленные пестициды и лекарства. Максимально.

«Максимальные тесты на яды, – думала я, – Максим и яды… это случайная аллегория или профессиональная деформация личности, как когда фотографа просят снять пальто, и он делает его снимок?»

Камиль не отличался эмпатией. Он считал человека свертком из мяса и костей, в котором застряла экзотическая материя под названием «душа» со временно присвоенным именем – и однажды оно сменится строкой с причиной смерти из международной классификации болезней.

Воеводин подкинул мне загадку – узнать о прошлом Камиля. Но что бы ни случилось, душа его осталась там – вне настоящего. Может, отданная Воеводиным галька была окаменевшим сердцем Смирнова? Таким же холодным и бледным, черствым и бескровным, как трупы в его морге. Или это кал со временем белеет, а не мышечно-фиброзный орган?

Таким овалом видела я и детальку его пазла – ни бугорка, ни впадины. За Камиля было не зацепиться. Так и рухнешь рядом с ним в пропасть – а что это за напарник, который не в состоянии удержать своего партнера?

Я подумала, что из нас с Камилем напарники хуже некуда, мне впервые стало неуютно в бюро.