Дело шести безумцев - стр. 16
– Скажи, что? – не позволила я ему выдернуть руку.
Мы оказались посреди «пешеходки». Зажегся красный. Засигналил поток машин. Снова замелькали зеркала, снова стекла, снова внутри них они…
Отпустив Камиля и самокат, я крепко прижала обе ладони к глазам, опустившись на корточки.
– Кира… что?
Теперь уже Камиль схватил меня одной рукой под локоть, второй поднял самокат и перетащил нас через дорогу.
Я продолжала идти туда, куда он вел. Точнее, тащил. Словно я потерпела кораблекрушение и позволила ледяному Камильскому океану швырять мою спасательную шлюпку, как и куда ему будет угодно, ведь плыть куда-то лучше, чем просто тонуть.
Когда прикосновение Камиля исчезло, когда я вдохнула аромат травы и листьев, решилась распахнуть глаза.
– Почему ты на меня не смотришь? – спросила я.
– Почему ты не смотришь на дорогу? Куда ускоряешься? На самокате. И без. Куда, Кира?
– А ты «реши» меня, если осмелишься, Камиль!
Я пробовала обойти его по кругу, но Камиль продолжал отводить глаза.
– Почему ты меня ненавидишь? Подкалываешь? Высмеиваешь мои гипотезы?
– Потому что ты в состоянии ответить тем же.
Мы продолжали вертеться, как стрелка компаса, окруженная магнитной аномалией.
– Посмотри на меня! – требовала я, схватив его за рубашку. – Просто посмотри! Я не отстану, пока ты на меня не посмотришь!
Камиль дернулся. Раздался треск, и ткань порвалась от манжеты до плеча.
– Если я… – продолжал вырываться Камиль, и, чтобы не оторвать от многострадальной рубашки второй рукав, я его отпустила. Или это произошло, когда он закончил начатую только что фразу: – Если я посмотрю на тебя, ты умрешь.
– Мне, пожалуйста, вон те солнечные очки, – ткнула я пальцем в самые темные из всех на витрине палатки в подземном переходе, – и упаковку сахарных колечек дайте!
Может, Камиль имел в виду метафорическую смерть? Может, все это было аллегорией? Типа я не устою перед ним, как хозяйка Золушки, стоит ему схватиться за мои щиколотки?
Камиль произносил слово «смерть» чаще, чем «привет». Второе он не произнес ни разу, а первое ежедневно раз по триста. Я настолько привыкла слышать от него что-то о трупах, что не среагировала, даже когда его слова предназначались мне.
На всякий случай сегодня похожу в темных очках, чтобы не пересечься случайно с Камилем взглядами, и подумаю, как реагировать на его заявление.
Вот уже почти три месяца каждое утро я приезжала на самокате в особняк Страховых. Как все-таки хозяева похожи на свои жилища. У Воронцовых все вокруг источало эпатаж и помпезность – водопад в столовой, свисающие с потолков розы, райские птицы без клеток. К этому примешивалась вечная старинная классика – жемчужные ожерелья и высокие шелковые перчатки Владиславы Сергеевны, инкрустированные алмазной крошкой пуговицы.
В «кастрюльной» квартире Кости даже туалет управлялся искусственным интеллектом, тут же выдавая на зеркало результаты анализов. Казалось, умный дом был умнее самого Кости.
У родителей все подоконники были уставлены горшками с геранью, а в зале аквариум с рыбками занимал в два раза больше места, чем телевизор.
В моей съемной не было зеркал. Никаких. Я даже убрала с антресоли все хрустальные и прозрачные бокалы. Зато у меня был удобный для побега второй этаж и подвесные качели в форме половинки скорлупки грецкого ореха на балконе. Кажется, я спала на качелях чаще, чем в кровати.