Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник) - стр. 51
Он немного помедлил, потрясенный этими любовными перипетиями, и перешел к следующему по списку человеку.
– Два. Сама мисс Уэст, по обозначенной выше причине – в том смысле, что она ревновала мистера Уорнера к мисс Хаскелл.
Три. Мистер Дональд Феллоуз – хотя он был влюблен в мисс Хаскелл, ее пренебрежение им ради мистера Уорнера привело его в бешенство, и к тому же он не одобрял бывшие на грани приличия телодвижения мисс Хаскелл на сцене.
– Ну, что вы… – пробормотал Найджел в ответ на эту настораживающую характеристику, но инспектор уже поехал дальше:
– Четыре. Мисс Джин Уайтлегг, влюбленная в мистера Феллоуза. Одержимость мистера Феллоуза мисс Хаскелл вызывала у нее негодование, и кроме того, она считала, что последняя (мисс Хаскелл) играет его (мистера Феллоуза) чувствами.
Тут инспектор обдумал это дополнительное свидетельство деятельности Венеры Пандемос[73] и пришел в еще большее смятение.
– Пять. Мистер Николас Барклай, убежденный, что мистер Феллоуз гробит свой талант из-за одержимости мисс Хаскелл, и вообще относившийся к ней с неприязнью в принципе. Это едва ли может быть мотивом, сэр, – сказал он, оставив официальный тон. – А что касается первой части, про талант, признаюсь, я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.
Сэр Ричард хотел было произнести целую речь по поводу значения артистической личности для общества, но, подумав еще раз, промолчал.
– Наверное, это едва ли могло послужить мотивом, – согласился Найджел. – Просто у меня было такое впечатление, понимаете. Разумеется, возможно, что существует еще масса людей, у которых имелись гораздо более веские причины не любить Изольду. Ее вообще недолюбливали.
– Это я уже понял. Но, думаю, на данный момент у нас и так достаточно набралось.
– Надеюсь, – сказал Найджел, – на меня потом не заведут сразу десяток дел по обвинению в клевете?
– Нет-нет, сэр. Вас официально попросили рассказать о своих впечатлениях, что вы и сделали, вот и все. К вам не будет предъявлено никаких претензий, если эти впечатления окажутся неверными. – И он посмотрел на Найджела с суровостью средневекового инквизитора, пытающегося исторгнуть из какого-нибудь непримиримого катара[74] публичное отречение от ереси. Найджел, однако, никак не отреагировал.
В этот момент в дверь просунулась голова констебля.
– Капитан Грэм здесь, сэр, – сказал он. – Вы примете его сейчас?
– Да, Элбоу. Проводите его сюда.
Питер Грэм казался каким-то притихшим по сравнению с тем, как вел себя раньше. Его жизнерадостная бойкость куда-то делась, а лицо омрачало выражение непривычной и потому немного нелепой серьезности. Он быстро поздоровался с Найджелом и сел на край стула, положив руки на колени.
Да, сказал он, револьвер был его. Он обнаружил его пропажу на следующий день после вечеринки, когда приводил в порядок комнату. У него было жуткое похмелье, сообщил он некстати, никого, правда, этим не удивив, и пропажа револьвера очень его встревожила. Да, он слышал, что произошло («вот бедолага-то»), и считает себя отчасти ответственным. Но, черт возьми, такое невозможно предугадать, и, без сомнения, это произошло бы в любом случае, даже если бы никто не знал, что у него есть эта штука. Это не он, добавил Грэм, вытащил револьвер и стал махать им на глазах у всех. Когда у него спросили, почему он не сообщил о пропаже в полицию, он ответил, что, во-первых, несколько дней чувствовал себя совсем худо, а во-вторых, думал, что кто-то взял револьвер в шутку и принесет обратно. На вопрос, есть ли у него какие-то соображения насчет того, кто бы мог его взять, он ответил, что никаких.