Делай деньги! - стр. 22
– Да, но откуда получить больше золота? Алхимики разводят руками, гномы не отдают то, что есть у них, агатяне своим тоже не поделятся. Почему не перейти на серебряный стандарт? Так делают в Бангбангдуке.
– Конечно, делают, они же иностранцы, – сказал Бент. – Но серебро чернеет. Золото – единственный нетускнеющий металл. – И снова этот тик: золото явно вцепилось в него мертвой хваткой. – Вы уже достаточно насмотрелись, господин фон Липвиг?
– Даже немного слишком.
– Тогда следуйте за мной, я познакомлю вас с председателем.
Следуя за отрывисто шагавшим господином Бентом, Мокриц поднялся на два пролета мраморной лестницы и пошел за ним по коридору. Они остановились у двойных дверей темного дерева, и господин Бент постучал, и не один раз, а перестуком, похожим на условный знак. Потом он очень осторожно отворил дверь.
Просторный председательский кабинет был неброско обставлен дорогой мебелью. Наличествовали в изобилии бронза и латунь. Не исключено, что последнее из дошедших до наших дней дерево исчезающей экзотической породы было срублено и пущено на председательский стол, таких размеров, что в нем можно было кого-нибудь похоронить. О таком столе можно было только мечтать. Он отливал темно-темно-зеленым и воплощал собой властность и неподкупность. Мокриц ни минуты не сомневался, что стол врал.
В латунном лотке для документов сидела крошечная собачонка, но только после слов Бента «Господин фон Липвиг, госпожа председатель» Мокриц понял, что за столом сидел кто-то еще. Над столом едва виднелась голова миниатюрной престарелой седовласой дамы. На столе по обе стороны от нее сверкали стальным блеском в этой обители золота два заряженных арбалета на шарнирах. Дама только что сняла с рукояток свои худые ручонки.
– Ах, какое счастье, – защебетала она. – Я – госпожа Шик. Присаживайся, господин фон Липвиг.
Он присел, стараясь оставаться за пределами радиуса поражения, и собачонка соскочила к нему на колени с бурным, но небезопасным для его паха энтузиазмом.
Это была самая крохотная и уродливая собачонка, какую Мокрицу доводилось видеть. Она смахивала на аквариумную рыбку с вечно выпученными глазами, которые грозили выскочить из орбит. Нос у собаки, напротив, был как будто вдавлен. Она громко сопела, и у нее были кривые лапы, которые наверняка заплетались при ходьбе.
– Это Шалопай, – сказала дама. – Обычно он не любит посторонних. Впечатляюще, господин фон Липвиг.
– Здравствуй, Шалопай, – сказал Мокриц.
Шавка тявкнула и покрыла лицо Мокрица отборными слюнями.
– Ты ему нравишься, – отметила госпожа Шик с одобрением. – Попробуй угадать породу.
Мокриц вырос среди собак и хорошо разбирался в породах, но в случае Шалопая он не знал, что и сказать. Он решил говорить прямо.
– Все сразу? – предположил он.
Госпожа Шик рассмеялась, и ее смех звучал лет на шестьдесят моложе ее самой.
– Совершенно верно! Его мать была мопстерьером, в прошлом очень популярная порода в королевских домах, но однажды она убежала, всю ночь стоял дикий лай, так что, боюсь, Шалопай, бедняжка, дитя многих отцов.
Шалопай обратил свои проникновенные глаза на Мокрица, и у него на морде появилось напряженное выражение.
– Бент, у Шалопая возникли затруднения, – сказала госпожа Шик. – Будь добр, своди его в сад на прогулку. Мне кажется, младшие клерки уделяют ему слишком мало времени.