Делать детей с французом - стр. 37
Мы въехали в просторный двор кампуса, где всё вибрировало по случаю выпускного. Тёмно-синюю форму учащихся украшали голубые полоски – знаки отличия в каких-либо внеклассных занятиях, будь то еженедельные заседания чайного клуба или сессии в клубе любителей конструктора «Лего». Без успехов на альтернативных поприщах прекрасный аттестат по основным дисциплинам будет бесполезной бумажкой при поступлении, объяснил коммерческий директор школы, встретивший нас у крыльца ректората.
«Когда я перевелся сюда с прошлого места работы, я ожидал найти закрытое мужское сообщество, беспрестанно болтающее о девочках, а нашел интеллектуальных, тонко чувствующих юношей, рассуждающих за обедом о литературе и театре, – вещал он заученные речи, звучавшие, однако, очень убедительно. – Над учениками здесь не довлеют обычные для смешанных школ предрассудки, что рисование, музыка и литература – девчачьи предметы, а юноше пристало заниматься точными науками и демонстрировать успехи в спорте. Поэтому, смею думать, здесь они развиваются более полноценно, в соответствии с собственными потребностями, а не с ожиданиями общества».
Результаты УЗИ уже подтвердили, что у меня будет мальчик, и слова маркетингового директора падали в почву, удобренную сомнениями. Ведь есть огромная разница между мамами девочек и мамами мальчиков. Из одних получаются тёщи, из других свекрови. Мамы девочек мечтают, чтобы мальчишки, которые встретятся их дочкам, были нежными и воспитанными, уступчивыми и податливыми женскому влиянию. Мамы мальчиков хотят, чтобы окружающие их сыновей девочки были покладистыми, в меру самостоятельными, но всегда прислушивающимися к мнению мужчины. Как говорил мой московский психотерапевт, мы всегда желаем себе клыков поострее, а другим – шкуры помягче. Я привыкла быть мамой девочки, но как быть теперь?
С одной стороны, я понимала, что маркетинговый директор дело говорит: если девочки хотят возглавлять международные корпорации и получать нобелевские премии по физике, то они должны признать за мальчиками право развивать тонкие миры. Как будущей матери мальчика, мне такой подход очень нравился. Но с другой стороны, образ чувствительного юноши, увлекающегося живописью и кулинарией, открыто конфликтовал с эталоном Настоящего Мужчины, который царил у меня в голове. Я упрекала себя в двойных стандартах: что же это, сама слюнки глотаешь при виде альфа-самца, а из сына хочешь вырастить чьего-то захребетника? Ноль женской солидарности в тебе!
Из школы Давич я снова не вывезла никаких бонусов для эго. Мальчики не ели меня глазами – если уж начистоту, то они обращали больше внимания на камеру Сержа. Зато наверняка легко заткнули бы меня за пояс в литературоведческом споре. Текст надиктовывался в голове, и уже было видно, что это будет хороший текст, с обилием сочных иностранных реалий и изящным феминистическим подтекстом. Но вот мои сокровенные вопросы остались без ответов. Текст надо было сдавать через десять дней, а обдумывать собранный материал мне предстояло, похоже, многие месяцы.
Пусть составы у перрона Сент-Панкраса не похожи на тот, под который бросилась Анна Каренина, вокзальный антураж как нельзя лучше подходит для размышлений о супружеской измене. Через два дня, снова в Лондоне, Серёжа впрыгнул в экспресс, едущий в аэропорт, а я поплелась к пути, с которого «Евростар» отбывал в Париж.