Декабристы - стр. 56

«Особенно я ожидал, – говорил он при другом случае, – что кончу жизнь на штыках, не выходя из полка, ибо мало на московцев надеялся и для того избрал это место как нужнейшее. На площади под конец я увидел, что мы погибли, но не хотел взять на себя крови солдат, если б повел их в атаку на пушки, и потому молчал, слушая рассуждения других, что бы делать, ибо видел, что все бесполезно. Я искал смерти во время пальбы. Картечь пробила мне шляпу на волос от головы, но Бог сохранил меня для раскаяния».

Когда, наконец, засвистела картечь, Бестужев побежал через Галерную.[168] «Забежав на первый попавшийся двор, он постучал направо в какие-то двери, где нашел несколько женщин, попросил у них переждать немного и через час вышел на Неву, перешел через лед и скитался часов до 12 вечера, потом ходил еще целую ночь и целое утро по церквам, наконец, решился пасть к стопам Всемилостивейшего Государя и просить помилования».

Бестужев, как умный человек, понял, что бороться дальше значило окончательно потопить все дело и что только истинное и правдивое освещение его способно сохранить за ним ореол глубокого смысла и известного величия. Проиграв дело, нужно было иметь смелость сказать открыто, в чем оно заключалось – дабы проигрыш не осложнился его умалением. Это соображение, вероятно, и побудило Бестужева явиться во дворец.

В какой момент Бестужев исчез с площади – неизвестно. Греч рассказывает, что, когда мятежники разбежались, Бестужев успел уйти и где-то скрыться. На другой день, услышав, что забирают людей невинных, что главные зачинщики стараются слагать вину на других, он явился вечером на гауптвахту Зимнего Дворца и сказал дежурному по караульням полковнику:

– Я Александр Бестужев. Узнав, что меня ищут, явился сам.

«Это было произнесено спокойно, просто, – говорит Греч. – Увидев моего брата, бывшего в карауле, он сделал вид, будто его не знает.

– Вяжите его, – сказал солдатам один унтер-офицер.

– Не троньте его, – возразил Василий Алексеевич Перовский, только что назначенный в флигель-адъютанты, – он не взят, а сам явился, – и повел его к Государю.[169] Бестужев просто, откровенно и правдиво изложил перед Государем все, как было, и умел заслужить внимание прямодушного Николая. Слова Бестужева принимаемы были без малейшего сомнения».[170]

После полного крушения дела Бестужев хотел воспользоваться последним случаем, чтобы с глазу на глаз сказать царю кое-какую правду, которая, как он мог опасаться, не дошла бы до царя обычным порядком через комиссию. О чем и как он говорил с императором – мы не знаем, но ходил рассказ, что, допросив лично его брата Николая, император будто бы сказал, что он никогда не слыхал столько правды.[171]

В этом рассказе очевидная неточность: дело идет не о Николае Бестужеве, а об Александре, что подтверждается известной запиской «О ходе свободомыслия в России», посланной Александром Александровичем из тюрьмы на имя императора.

А. Д. Боровков рассказывает, что Александр Бестужев еще до допроса прислал в комитет исповедь своих действий, изложил цель и планы общества, не называя, однако, своих соумышленников.[172]

Эта докладная записка и разговор с императором оказали, бесспорно, свое влияние на дальнейшую судьбу Бестужева.

В донесении «комиссии, избранной для основания разрядов», конечный вывод о виновности братьев Бестужевых формулирован так: