Дедушка, не спи! - стр. 6
Но веселье длилось не долго. Ровно в двенадцать на плацу появился человек в военной форме. Представившись начальником строевого отдела, он попросил родителей попрощаться с курсантами и покинуть плац. Так толпа уменьшилась и вскоре вообще перестала быть толпой. Командой «становись» начался длинный процесс организации распорядка дня и распределения в ротных помещениях.
Начальник строевого отдела говорил долго и нудно. Кто-то в строю даже попробовал закурить, а солнце успело скрыться за пятиэтажную казарму. Глядя на его свинцовое лицо, я решил, что этот человек был довольно опытен в воспитании солдат, и сыграет неотъемлемую роль в нашей дальнейшей жизни. Еще тогда мне в голову пришла мысль, что он станет нашим командиром, ибо какого черта он говорит так долго о вещах, которые нам триста лет не нужны. Но перед тем как его речь завершилась, и он убрал со лба выступивший пот, пришел другой человек. Узнавать его мне не пришлось.
Наверное, было бы это где-нибудь не здесь, я бы почувствовал его на расстоянии, но в первый день заселения, моя голова болела от других мыслей. Я думал о моих товарищах, о том, с кем меня поселят, какой будет учеба и моя собственная жизнь вдали от мамы. Я смотрел на строй поверх голов, надеясь, что здесь и сейчас мне невероятно повезет. И вдруг на плацу появляется мой дед, и начальник строевого отдела представляет его, как командира роты.
Я присел.
В этот момент я почувствовал себя так плохо, будто только что услышал смертный приговор. И хотя еще ничего не случилось, и дедушка, который с ненавистью смотрел на маму в суде, еще не окрестил меня в изгои, я предвидел, что жить с ним под одной крышей будет не просто. Он все помнит. Он все слышит. И мне казалось, что он все заранее знал.
Отдав приказ, начальник строевого отдела ушел в тень. Командир роты принялся за перекличку. Все это время я ждал, что он остановится на моей фамилии, но этого не произошло. Перекличка закончилась, и нас отправили на четвертый этаж второго корпуса для дальнейшего размещения.
Нас расселили по четверо. Каждая крохотная комнатка, куда вместили две двухъярусные кровати, стол и шкаф, имела скудный ремонт. Внутри было душно и пыльно. Пахло цементом. И, несмотря на зрительный уют, своим дизайном комнатка больше напоминала камеру для заключенных. Не было в ней ничего светлого. Даже обои были блеклые и потрепанные, словно их откуда-то содрали, чтобы приклеить здесь на время. Окна выходили на восток, откуда открывалась бухта и нависающие над ней горы. С моря на нас смотрели редкие огни промысловых кораблей.
Первое дело, которое мне захотелось совершить еще с порога – распахнуть балконную дверь и впустить внутрь каплю свежего воздуха. Я этого сделать так и не успел, потому что в кубрик зашел мой будущий, и, наверное, лучший за всю академию друг. Его звали Миша Самедов.
По характеру Миша был не импульсивен и не горяч в общении. Он равнодушно относился ко всему на свете, не употреблял в своей речи бранные слова, не умел злиться и отвечать грубостью на грубость. С первых дней он стал ловить на себе внимание не самых хороших людей. На тот период времени мне казалось, что Миша навсегда останется человеком, над которым будут издеваться. Люди, как он – мягкие, но противоречивые. Их сложно раскусить с первого взгляда. Но от них исходит скрытая несокрушимая доброта. Доброта из простоты. Я почувствовал ее почти сразу.