Дедушка и внучка - стр. 9

«Какое странное дитя, – думал старик. – Право, не могу понять, что она для меня такое? Она порядочно-таки мне надоедает, а между тем…»

Нежное дыхание спящего ребенка коснулось его, когда он наклонился. В эту минуту старик заметил, что она очень походит на отца. Дороти прошептала в полусне:

– Дедуля, люблю тебя… Милый дедушка…

И вдруг что-то похожее на ледяную корку отвалилось от сердца старого лорда. Он медленно поднялся и, еле слышно переступая, сам отнес Дороти в детскую. Сэр Роджер положил ее в кроватку, тепло укутал одеялом, потом, озираясь кругом, точно вор, пробрался вниз. Он и не знал, что на него смотрит мисс Доротея и что Мэри от изумления застыла с прижатыми к щекам руками, стоя в укромном уголке и шепча еле слышно:

– Боже мой, Боже мой! Просто глазам своим не верю!

На следующий день для Дороти принесли в детскую кружку молока и хлеб. Девочка совершенно овладела сердцем горничной, и Мэри прислуживала, глядя на ребенка обожающим взглядом. Время от времени в щелочку заглядывала судомойка.

– Не нужно так пристально на меня смотреть, – попросила Дороти. – Вежливые люди не делают этого, но, может быть, вы не знаете, что это не принято?

Скажи такое кто-нибудь другой, эта откровенность могла бы показаться слишком резкой, но на Дороти невозможно было сердиться, особенно когда она поднимала на собеседника свои темные глаза и кротко заглядывала в лицо.

– Мэри, вчера вечером дедуля сказал мне, что в начале дня, и в середине, и в конце нужно быть послушной. А я, Мэри, решила сегодня никого не слушаться – ни утром, ни днем, ни вечером. Сегодня я буду совсем нехорошей девочкой.

– Ах, маленькая мисс, – заволновалась Мэри, – зачем это? Ведь вы рассердите вашего дедушку, ужасно рассердите.

Дороти откинула назад темные локоны.

– Я пойду «шествовать», – сказала она.

– Не понимаю, о чем вы говорите, мисс?

– Ну, мне надоели лужайка, маргаритки и гирлянды. Я пойду «шествовать». И ничего особенного в этом нет. Я ведь предупредила дедулю, что всегда его слушаться не буду, и поэтому он не должен рассердиться. Если я открою поблизости какие-нибудь неизвестные края, то вернусь и расскажу вам. Мой дедуля живет слишком спокойно, и я, что называется, его «расшевелю».

– Ай-яй-яй, – укоризненно покачала головой Мэри.

– Я слышала, что так говорят люди, когда хотят, чтобы другие стали проворнее, поторопились бы. Дедушке нужно приободриться, и потому мне придется немножко «расшевелить» его, – важно и рассудительно повторила маленькая Дороти.

– Знаете, маленькая мисс, вы очень странная девочка!

– Да, мне это уж говорили. Мне нравится быть странной, – с гордостью в голосе ответила Дороти.

Девочка немного помолчала и прибавила:

– Мэри, я больше не хочу молока с хлебом. Только грудным младенцам дают молоко и хлеб. Я уже не маленькая и, знаете, хочу, чтобы завтра мне на завтрак дали копченую свиную грудинку с яйцами.

В глубине души бедная Мэри ужаснулась. Откуда она возьмет копченой свиной грудинки и яиц? Хозяйство в Сторме никак нельзя было назвать роскошным – в кладовых не было ни одного кусочка грудинки, о котором не приходилось бы давать отчета сэру Роджеру, и ни одного яйца, о котором не было бы доложено старику. Поэтому она потопталась на месте, не говоря ни слова, и наконец вышла из комнаты.