Дэдо (сборник) - стр. 3
Запылал «Александр III»…
Когда за головного остался броненосец «Бородино», японцы сосредоточили весь огонь на нем. Казалось, удары тысячепудовых молотов обрушились на содрогающийся корабль. Броненосец запылал сразу весь, как деревенская изба. Горели кают-компания, адмиральские помещения, ростры, кормовые мостики, на которых рвались сорокасемимиллиметровые патроны. Горела мягкая и деревянная мебель. Горели пластыри, койки, матрацы. Горели мешки, парусиновая изоляция паровых труб, краска на переборках, шпаклевка. Языки пламени дотягивались до марса грот-мачты. Едкий дым, смешанный с пороховыми газами, через вентиляцию проникал даже в нижние отделения. Марсовой Юшин, работая у орудия, не успевал откашливаться. На его глазах убило осколком поручика Беннигсена. Когда с трапа сбежал встрепанный сигнальщик и бешено заорал: «Где офицеры?», Юшин прохрипел в ответ: «Вот один валяется». И сам так же бешено заорал: «Что наверху?» – «Наверху начальства никого не осталось! Некому командовать кораблем».
Когда орудие отказало, Юшин бросился наверх.
Пробегая мимо каюты старшего офицера, остановился.
Старший офицер Макаров однажды остановил Семена и ласково ему сказал: «Не нравится мне, матрос, что бодрости в тебе так много». Но вообще о старшем офицере Семен ничего плохого не думал и был здорово испуган, увидев его каюту. Наружную переборку полностью снесло взрывом, но на противоположной стене чудом держалась фотография броненосца «Бородино». Свет падал так странно, что боевой корабль казался горящим и на фотографии.
Пока работали машины, «Бородино», весь в огне, шел по румбу, заложенному последним убитым офицером, а значит, вся русская эскадра, несмотря на то, что на других кораблях оставались еще и капитаны, и старшие офицеры, послушно тянулась за пылающим броненосцем. Иначе и быть не могло. Задолго до боя командующий 2‑й Тихоокеанской эскадрой адмирал Рожественский отдал категорический приказ: при выходе из строя головного корабля, эскадру ведет следующий мателот.
«Спасайся! Спасайся!»
Юшин бросился к трапу, ведущему на палубу.
И тут же с грохотом сверкнула ослепительная молния.
Марсового подбросило вверх, он ударился плечом о палубу.
Вскочив, с ужасом увидел у своих ног оторванную человеческую голову. Даже вскинул вверх руки: его это голова или чужая? Орудия на палубе были разбиты, вылетели из цапф, жадный огонь стремительно рвался к груде патронов, недавно поднятых из погреба.
«Беги на корму, браток!»
Пробираться по горящему кораблю оказалось неимоверно трудно.
На каждом шагу валялись куски искореженного железа, опрокинутые, разбитые взрывами переборки. В нелепых позах застыли в переходах трупы. Пороховыми газами разъедало слезящиеся глаза. На батарейной палубе Семен живых людей никого не увидел и содрогнулся от мысли, что, возможно, остался совсем один.
Окликая братков, не слыша ответов, Семен взбежал на верхнюю палубу.
Смеркалось. Крен на правый борт увеличился. Мачты броненосца давно снесло, дымовые трубы едва держались, кормовой мостик опрокинуло. По правому траверзу еле просматривался сквозь мглу взметаемых в воздух брызг и осколков броненосец «Орел», с кормы до носа окутанный черным ужасным дымом.
В какой-то оторопи Юшин бросился обратно в носовой каземат, но и там никого не нашел. Понимая, что не должна вся эскадра тащиться за мертвым, в сущности, кораблем, он снова вылез на верхнюю палубу. В этот миг броненосец страшно содрогнулся сразу от нескольких прямых попаданий и резко повалился на правый борт.