Даурия - стр. 14
Волк потрусил снова. На опушке остановился так близко, что Северьян отчетливо видел сивые волоски подусников на его морде. В редколесье появились еще два волка. Эти были гораздо мельче, с желтоватой шерстью.
Северьян так и прирос к валуну. Чуть покачиваясь, нащупал надежный упор для локтей, замер. В эти секунды двигались только его жилистые, ширококостные руки. Мушка качнулась вверх, вниз и остановилась на тонкой черте звериных бровей. Палец плавно нажал спусковой крючок. Северьян увидел, как подпрыгнул волк, повернулся с невероятной быстротой и кинулся саженными прыжками влево, на голый красно-бурый откос. За ним, едва касаясь земли, неслись два других.
Сидевший в той стороне Каргин торопливо бил по ним с руки. Северьян насчитал три выстрела. Волки уходили всё дальше и дальше, и он остервенело выругался:
– Промазал, черт!
И вдруг обрадованно вздрогнул: большой волк заметно сбавил скорость. Задние догнали его и обошли стороной. Пошатываясь, волк сделал последний прыжок и ткнулся мордой в желтую круговину прошлогоднего ковыля. Северьян, прихрамывая, побежал к зверю, на ходу заряжая берданку. К нему присоединился Каргин.
– Ты, что ли, его саданул? – спросил Северьян Каргина, боясь, что тот ответит утвердительно.
– Нет, я не в него стрелял.
– Тогда, значит, я влепил…
Пуля занизила и попала волку в грудь. Когда подошел Северьян, зверь уже издыхал. В страшной, последней ярости уставленные на человека зрачки его глаз мутились, стекленели. Все более тусклыми делались в них блики света. Сильные когтистые лапы зверя судорожно загребали землю. По шелковистому ворсу подгрудника алым червяком ползла кровь…
С облавы возвращались далеко за полдень. На гибких и длинных жердях, просунутых меж связанных лап, несли четырех волков. Волка, убитого Северьяном, несли Роман и Данилка Мирсанов, часто вытирая обильно выступавший на лицах пот.
На берегу Драгоценки сделали привал. Пили пригоршнями воду, умывались. Прямо над ними, под шаровыми снежно-белыми облаками, кружили, изредка перекликаясь, журавли-красавки.
Неудачно стрелявший во время облавы отец Дашутки Епифан Козулин, рано поседевший казак, взял да и выпалил в журавлей. Пуля не потревожила их.
– Не донесло, Гурьяныч, – посочувствовал Епифану Никула. – Шибко они высоко. Тут из трехлинейки бить надо, а из берданки – только патроны зря переводить.
– А вот посмотри, – ответил Епифан и выстрелил снова.
Но и вторая пуля не потревожила гордых, звонко курлыкающих птиц.
– Разве мне попробовать? – спросил у Северьяна Каргин.
Отмахиваясь веткой черемухи от мошкары, Северьян улыбнулся:
– Не жалко патрона, так попробуй. Их ведь в такой вышине из пушки не достанешь.
– Все-таки попробую.
Каргин встал на колено, хищно прищурился, вскидывая берданку. Хлопнул выстрел.
– Тоже за молоком пустил, хоть и атаман, – съязвил Епифан. – Видно, не нам их стрелять.
– Платон, попробуй ты. На тебя вся надежда. Если уж и ты не попадешь, тогда не казаки мы, а бабы, – сказал Каргин.
Платон сначала отнекивался, но потом согласился. Но и его выстрел был неудачным. Роман, которому тоже хотелось выстрелить в журавлей, не вытерпел, подошел к отцу и попросил:
– Тятя, дай мне пальнуть.
– Ишь ты, чего захотел, – рассмеялся Северьян. – Ну-ну, бабахни. Пускай еще один патрон пропадет.