Дарий - стр. 12

– Ты, как видно, решил в привилегиях мидянам превзойти нашего отца. – Атосса недобро усмехнулась. – А ты не боишься, брат, что Гаумата, получив в супруги дочь Великого Кира, возгордится настолько, что возжелает большего.

– Чего именно?

– Например, возродить царскую династию в Мидии.

– Нет, Атосса, не боюсь. Я знаю Гаумату и вполне доверяю ему.

– Доверять – не значит знать человека до конца.

– Вот ты и узнаешь Гаумату до конца, став его супругой, – улыбнулся Бардия. – Поверь, Атосса, Гаумата хороший человек.

– Это твое окончательное решение, царь?

– Да.

– Позволь мне хотя бы остаться во дворце.

– Конечно. Ты и Гаумата всегда будете рядом со мной. А теперь прости, я очень устал и хочу спать.

Бардия хотел было запечатлеть на щеке сестры прощальный поцелуй, но Атосса уклонилась и вышла с гордо поднятой головой.

Глядя на прямой стан удаляющейся Атоссы, на ее гибкую талию и широкие покачивающиеся бедра, Бардия невольно подумал: «Не будь ты моей сестрой, Атосса, я с удовольствием вкусил бы твоих прелестей на ложе любви!»

В тронном зале древнего дворца мидийских царей было многолюдно.

Из узких окон под самым потолком лились яркие потоки солнечных лучей. Под этим ослепительным дождем полуденного света вспыхивали и переливались россыпи драгоценных камней на богатых одеждах множества знатных гостей, толпившихся в ожидании выхода царя. Здесь были представители родовой знати всех двенадцати персидских племен и шести племен мидийцев.

Персы были немного смущены тем, что дворцовая стража сплошь состоит из мидян и кадусиев. А конные телохранители Бардии, встречавшие всех приглашенных на широкой дворцовой площади, – в основном бактрийцы. Жрецы, освящавшие молитвами и жертвоприношениями торжественное собрание, тоже были из мидийского племени магов.

– Одно утешает: хотя бы часть евнухов в этом дворце – персы, – усмехнулся Гистасп, переглянувшись со своим другом Интаферном.

– Слабое утешение, – негромко обронил тот.

Наконец глашатай возвестил о выходе царя.

По огромному залу будто прокатилась волна: сотни вельмож все как один опустились на колени, коснувшись лбом гладких мраморных плит пола.

Бардия вступил в тронный зал, облаченный в длинный кандий[25] пурпурного цвета с вышитым на груди золотыми нитками изображением солнца. Высокий стоячий воротник кандия и широкие рукава были обшиты жемчугом. На ногах царя были сафьяновые башмаки красного цвета, на голове – высокая тиара из белого мягкого войлока. Тиара была повязана фиолетовой лентой, длинные концы которой свешивались на спину.

Царя сопровождала свита из гладколицых евнухов, дворцовых служителей и мальчиков. Шествие замыкали плечистые телохранители с короткими копьями в руках.

Только в этот миг, глядя на раболепное приветствие первых людей Персидского царства, Бардия до конца уверовал в то, что стал повелителем гигантской империи, созданной его воинственным отцом и жестоким братом.

Когда царь сел на трон, к которому вели застеленные коврами ступени, огромная толпа, блистающая золотом украшений, поднялась с колен. Наступила торжественная минута: Бардия должен был объявить о новом распределении государственных должностей и о составе своей ближайшей свиты.

Глашатай зычным голосом повторил сказанное Бардией, называя имена персидских и мидийских вельмож. Кто-то становился сатрапом, кто-то царским судьей, кто-то хранителем царских сокровищ… Рядом с троном стоял писец с папирусным свитком в руках, на котором был составленный вчера вечером список людей, облеченных царским доверием. Поскольку Бардия не умел читать, имена и должности в списке оглашал писец тихим, но внятным голосом. А Бардия повторял специально для глашатая, который находился на две ступеньки ниже трона.