Дареная истинная. Хозяйка лавки "С огоньком" - стр. 4
— Я не “эта”! — возражаю я, но горничная, округлив глаза, кивает, что-то бормочет, а потом тащит меня в ближайшую комнату.
— Не зли Клотильду, — громким шепотом говорит она. — Не то потом житья не будет. А тебе ж и не уйти никуда, сама рада не будешь.
Меня затаскивают в ванную комнату, где уже стоит большая медная ванна с дымящейся водой. Видимо, готовили для дракона, но теперь достанется мне. Чему я, естественно, безмерно рада, сейчас бы вообще хорошо прогреться в горячей воде, чтобы соплей не заработать.
Только кто бы мне дал.
— Раздевайся быстрее, — торопит Улька, стягивая с меня промерзший камзол.
Жесткая ткань задевает метку на спине, она снова вспыхивает болью, и я невольно вскрикиваю.
— Ой, прости! — спохватывается горничная. — Забыла про метку-то... Давай аккуратненько.
Но "аккуратненько" у нее не получается. Когда я погружаюсь в горячую воду, Улька начинает энергично тереть мою кожу жесткой мочалкой, то и дело задевая воспаленную метку. Каждое прикосновение отдается острой болью, от которой на глазах выступают слезы.
— Да полегче же! — не выдерживаю я. — Дай я сама.
— Нельзя полегче. И самой не дам, — бубнит она себе под нос. — Клотильда велела хорошенько отмыть. А то как же — к самому дракону на обед идти. А потом и не только на обед. Не пойдешь же ты к нему в постель грязная!
Хочется спросить, кто сказал, что я вообще туда пойду. Но Марика знала, что ее ждет, и все равно согласилась: сестру любила, защитить хотела. Только вот что будет, когда мэр и остальные узнают?
После получаса экзекуции меня заворачивают в колючее полотенце и ведут в гардеробную. Там Улька долго роется в шкафах, пока не достает темно-синее платье из плотной шерсти.
— Вот, это должно тебе подойти, — говорит она, помогая мне одеться и подводя к ростовому напольному зеркалу. — Конечно, тебе бы подошло что-то более изысканное, но это самое лучшее.
Наконец, я могу хотя бы рассмотреть тело, в которое я попала. Большие голубые глаза, вздернутый немного аккуратный носик, пухлые губки, сейчас раскрасневшиеся после ванны. А еще стройное, но фигуристое тело, тонкие щиколотки и запястья и роскошные светлые волосы.
Так и хочется спросить: “И это все мне?!” И что вот этому драконищу не понравилось-то?
Платье сидит неплохо, только жесткий корсет давит на метку, заставляя морщиться от боли. Но выбирать не приходится.
Когда мы спускаемся в столовую, Роувард уже там. Он сидит во главе длинного стола, задумчиво глядя в камин.
Столовая хоть и большая, но уже хорошо протопленная. Почти весь пол, застеленный паркетом, покрывает ковер сине-голубых цветов, хорошо сочетающихся с портьерами на двух достаточно узких окнах.
На столе стоят две глубокие керамические тарелки с дымящимся куриным супом, в котором плавают морковь, лук и редкие звездочки укропа. Рядом — ломти свежего ржаного хлеба на деревянной доске. Для каждого поставлено по бокалу из темного стекла, и два кувшина: с красной и прозрачной жидкостями.
В центре стола одинокая свеча в медном подсвечнике и веточка можжевельника рядом с ней. Свеча, я вижу даже отсюда, нещадно коптит и слегка попахивает: наверное, потому и положили можжевельник рядом.
При моем появлении дракон едва заметно поворачивает голову.
— Садись, — коротко бросает он, указывая на стул справа от себя.