Данте - стр. 27

— Кылья.

Оборачиваюсь, но, кроме мусора и окна, затянутого пожелтевшей плёнкой, не вижу никаких крыльев.

Хмыкаю и иду к Стасу.

— Скоро очухаются, — говорит он и сплёвывает на пол.

— Отлично, — выдыхаю с предвкушением.

Снимаю куртку. Разминаю шею и щёлкаю пальцами.

8. Глава 8

⅏

— ДАНТЕ —

Один из ублюдков стоит на коленях после моих ударов и сплёвывает кровь, заодно и несколько зубов.

— Я тебя урою… тварь… — хрипит Степков младший. Тот что выкрал ребёнка. Дядя малышки.

Хотя какой он нахер дядя? Это просто мразь, пачкающая мир своим существованием. Как и его старший брат. Как и остальные подобные подонки.

— Смотри-ка, Данте, — усмехается Стас. — Он думает, что живым останется.

Дёргаю уголками губ и произношу очень спокойно и негромко:

— Хочешь узнать, что я чувствую, причиняя боль таким вот ублюдкам, как ты? Мм?

— Иди на хуй! — рычит Степков и снова сплёвывает кровь и облизывает губы.

Руки у него связаны за спиной, и он шатается, стоя на коленях. В глазах – ненависть. Страха нет. Пока нет. А вот Степков старший быстро сдался – пара ударов от Стаса, и он в глубокой отключке. Но может быть и хорошо. Пусть отдохнёт, потом увидит, что я сделал с его брательником и поймёт, какое веселье ожидает и его.

— Я всё равно расскажу, — произношу медленно и обхожу его по кругу. Затем хватаю за сальные короткие волосы и запрокидываю его голову, вглядываюсь в омерзительное лицо и говорю со зловещей улыбкой: — Когда я делаю больно плохим парням, я испытываю удовлетворение.

— Мне срать, что ты, тварь, испытываешь… — плюясь кровью, рыча от бессилия и злобы, шипит подонок. — Я за себя всё знаю. Я не без греха. И хоть я сделал много дерьма в жизни, но я могу честно сказать, что я никого не убил, никого не калечил. За своё я отвечу. А вот тебя, засранец, ждёт самый страшный суд.

Рывком отпускаю его голову и захожусь в истеричном смехе.

Стас тоже ржёт и качает головой.

— Ты веришь в Бога? — сквозь смех спрашиваю его. — Ты? Похититель детей? Веришь, но не следуешь десяти Его заповедям?

Меня охватывает неистовый, просто огненный и бешеный гнев.

— Будто ты следуешь. Будто кто-то из людишек следует, — издевательски смеётся урод.

Я холодно улыбаюсь.

— Я скажу тебе одну вещь, — произношу острым, словно бритва тоном. Ублюдок вздрагивает. Ощущает перемены.

— Бояться должно лишь того, в чём вред

Для ближнего таится сокровенный;

Иного, что страшило бы, и нет.*

— Что это за хрень? — смеётся мне в лицо эта гнида.

— Это «Божественная комедия», — произношу я, сжимая руки в кулаки. Вновь обхожу мерзавца по кругу. Пора прекращать разговоры.

— Ты псих, — продолжает он смеяться. — Ты – безумец.

Сажусь на корточки. Заглядываю ему в лицо и говорю:

— А кто сказал, что безумцем быть плохо?

Он видит что-то в моих глазах пугающее для себя и прекращает смеяться. Теперь я вижу, как на его лице отпечатывается страх. Даже ужас. Дикий, липкий, зловонный.

Поднимаюсь и произношу свою любимую цитату:

— Чем ближе к совершенству каждый станет, Тем ярче в нём добро и злее зло.

Стас смотрит на меня, замерев. Друзья всегда стараются стать незаметнее, когда на меня находит хладнокровное бешенство.

Достаю свой нож и смотрю на его лезвие – острое и смертоносное. Оно изготовлено вручную, из дамасской стали. На удобной рукояти выгравирована гидра. Подарок Шведа.