Даниил Галицкий. Первый русский король - стр. 46
Мало кто заметил, как поморщился Бурундай, уже испытавший на себе силу и стойкость русских, разве таких уговоришь? Но Батый согласно кивнул, следом был вынужден кивнуть и сам Бурундай:
– Я сделаю, как ты велишь, Великий хан.
В единственном глазу Субедея мелькнула усмешка, которую он быстро спрятал: вот тебя и называют Великим, Бату, и заслуга в этом моя…
Бурундай собрал свой тумен, вышел навстречу, монголам уже донесли о том, что войско собирается на реке Сить. Следом уходили тумен за туменом.
Разведка уводила татар в сторону, нужно было не только самим уйти, но и завести проклятых туда, откуда и выхода нет, да чтоб не сразу поняли, что впереди русского нет. Для того разделились, трое пошли в одну сторону, и только Путятич ужом скользнул куда надо потаенной тропой к спрятанному коню. Ерема просил:
– Не рискуй, дойди, князь знать должен, что увидели.
Парень покивал и исчез между деревьями так, словно и не было его в этом лесу вовсе. Остальные пошумели, вроде и нечаянно, дождались, пока татары их след взяли, и рванули в другую сторону. За собой сначала не очень, а потом все щедрее кидали чеснок – железных ежей, которые, как ни брось, все вверх шипами лягут. Те шипы для коней смерть, наступив, враз на колени валятся, а седок, если коня торопил, через голову летит.
По голосам сзади поняли, что первые уж налетели на чеснок, заругались, заголосили по-своему. Для татарина конь первое дело, без него и воин не воин. Русичи переглянулись между собой, снова тронули вперед, теперь вытянулись цепочкой. Все местные, округу хорошо знали, исчезнуть могли посреди леса вместе с лошадьми без следа, потому как лошади тоже с древних лет приучены затихать в каком-нибудь овраге до поры без звука. И в разведку ездили на кобылах, кобыла не конь, зря ржать не станет, на зов жеребца не отзовется.
Скакали и скакали, оставляя за собой рассыпанную лошадиную погибель (самим бы после не забыть да не проехать по тем же тропинкам). Выбросив весь припасенный чеснок, метнулся в кусты и исчез Степан, ехавший последним. За него принялся кидать железяки на тропу Петрич. Они вдвоем с Радоком еще долго манили за собой татар, пока не остался на тропе один Радок. Но тому уж ни к чему было гнать, отстали татары, видно, загубили своих лошадей.
Теперь оставалось разыскать князя, и как можно скорее, мало ли что случилось с Путятичем. Радок тоже исчез с тропы, словно его и не было. Последний татарин, гнавшийся за русской разведкой, еще потоптался на месте, пытаясь понять по оставленным следам, куда направился русский, но вынужден был повернуть обратно, потому как и его конь наступил на чесночок. «Последний», – с удовольствием подумал притаившийся Радок. В этот момент конь татарина, почуяв кобылку русского, вдруг заржал. Татарин напрягся, он не хуже Радока понимал, что конь почуял кобылу, даже рана не остановила. Прячась за деревьями, принялся оглядываться. Радоку, наблюдавшему из-за большой кочки, было смешно, снять татарина стрелой даже в лесу не составляло труда, слишком тот на виду. И вдруг мелькнула шальная мысль: привести с собой татя!
Коснувшись лошадиной шеи, чтоб молчала и не поднималась, он ужом скользнул в сторону, почти не задев кустов. Но татарин попался опытный, видно, был отличным охотником, он успел заметить движение и, не задумываясь, выпустил туда две стрелы. Если б Радок чуть замедлил, быть простреленному. Не выдержав, чуть дернулась кобыла, ее-то и увидел татарин, снова замер, рус воспользовался его вниманием к лошади, успел неслышно переместиться еще дальше. Татарин, видно, решил взять лошадь, ведь своя-то пострадала, подломив ногу. Радоку стоило труда не выскочить на него, когда принялся поднимать кобылу плетью. Но он все стерпел, не время себя обнаруживать. Татарин уже сел в седло, когда со стороны оврага вдруг послышался какой-то легкий пересвист, птица не птица, только лошадь вдруг встала как вкопанная, пока соображал, задницу обожгла стрела, а следом и правое плечо, заставив выпустить поднятый лук.