Данэя. Жертвы прогресса II - стр. 13
«Вещи моего мальчишки». Это всё, что осталось от него. Но приходит цыганка с закутанным в лохмотья ребенком и жадно выпрашивает для него дорогие Агнес вещи: зима, он мерзнет. Агнес отдает ей почти всё – лишь одну вещь хочет оставить как память себе. «Всё – или ничего!», повторяет Бранд. Агнес отдает последнюю вещь, цыганка уходит.
Агнес отдала всё, всё без остатка. И она умирает, – Бранд остается один.
Поль включает общий свет, не отключая голограмму, в которой застыл неподвижный Бранд. Слезы дрожат на щеках Лейли. И Рита – чувствует, что взволнована.
– А? «Всё – или ничего!» Вот так, и никак иначе! Что может сравниться с этим из всего, что мы сейчас играем?
– Её – надо ставить!
– Ты тоже считаешь? Я брежу этой пьесой.
– Но, думаю, надо дать ей современную трактовку.
– Пропади всё пропадом, если я не думаю так же! Буду искать, найду прототипы для нее.
– Я знаю, кто может послужить ими.
– Лейли!
– И вообще, я шла к тебе, чтобы предложить совместную постановку её. Ты – не против?
– Я?! Ещё спрашиваешь!
– Вот и прекрасно! Но роль Агнес я хочу взять себе.
– Ну: тогда вообще… – он не находил слов. – Когда – начнем?
– Хоть сегодня.
– Правда? Обедаем – и сразу за работу?
– Именно.
– Да, а прототипы? Ты, действительно – уже знаешь их? Кто?
– Астронавты: погибший Лал, вернувшиеся Дан и Эя – я два дня назад виделась с ними.
– Они – какие? Жутко интересно!
– Более чем. Я расскажу о них, с этого и начнем. Кстати и Рита хотела послушать, так что буду рассказывать сразу обоим.
– Тогда быстрей – обедать!
Он был так возбужден, что говорил даже за едой, которая отняла совсем мало времени.
– Поедем в парк, – предложила Рита.
Они шли по густым аллеям, уходя всё дальше. Огромные старые деревья своей тенью спасали от палящего зноя. Стояла тишина: в полном безветрии не колыхался ни один листок, не было слышно птиц, спрятавшихся от жары.
Лейли говорила, а Поль и Рита слушали, не задавая поначалу вопросов, боясь упустить хоть одно слово. Микрофончики их радиобраслетов были включены: с разрешения Лейли её рассказ записывался.
Лейли рассказывала подробно. О том, как прилетев, увидела детей; о душевной обстановке этой столь непривычной группы – семьи. Потом рассказ Эи о детях; затем о Лале, о его гибели.
– Значит, дети обязаны своим появлением на свет ему? – переспросил Поль. – Но только ли это имел он в виду, крикнув в момент гибели: «Не забудь!»?
– Они рассказали о Лале что-то ещё? – добавила Рита.
– Да. Просто я об этом почти не думала. И помню хуже того, что уже рассказала.
Действительно, ей очень трудно было припомнить то, что Дан говорил о социальных взглядах Лала. Последовательно и четко излагаемые Даном, они звучали убедительно, но всё же воспринимались ею не слишком глубоко, потому что были далеки от того, что её мучило.
Оттого эта часть рассказа была не очень связной. Постепенно вспоминая, она часто возвращалась назад, дополняя то одно, то другое. В немалой степени ей помогали их многочисленные вопросы.
А кое-что не очень хотелось вспоминать. Как пришлось отвечать на вопрос Дана, что ей известно об использовании неполноценных ныне. Всё, что она знала – что применяется по-прежнему хирургический ремонт, и что есть гурии. О последнем ответила ему еле слышно, словно Дан спросил её совсем о другом – касающемся их обоих.