Дамба - стр. 3
– Гардемарины грёбаные! Чтоб вам обосраться в людном месте! Чтоб вам топляк подвернулся!..
Шубин хотел ещё как-нибудь выругаться, но подходящее слово не подвернулось. Он кинул на плечо рыбачьи принадлежности, мешок и отправился по дамбе в караульное помещение в одних носках. На спине временами дрыгалась зубастая добыча.
Тимофеича лихорадило. Кто бы мог подумать, что придётся искупаться.
– Разъездились, паразиты… – громыхнул он снова, подходя к центральному посту и собираясь шагнуть с дамбы в низину – в караульное помещение, к теплу и чаю. Однако проскользнуть не удалось.
– Стой, кто идет? – окликнули его от поста. В дверях стоял Пашенька Недобайлов.
– Своих не узнаем? – обиделся Тимофеич.
– Поймал, что ль, маленько? – спросил охранник, выставив ногу через порог и шмыгая здоровенным носом.
– Видал, чё деется!.. Прямиком, нечистый дух, пронеслись.
– В катере, что ли?
– Но! Теперь сушится бегу…
Тимофеич ступил под косогор и вдруг разбежался, собираясь согреться. Он подбежал к караулке, дёрнул на себя дверь, заскочил в подсобку и стал раздеваться. Только бы не увидели мокрым. Наловил, скажут, рыбки?
Он не успел сбросить с себя штаны, как на пороге возник начальник смены Андрей Набоков. Тощий, как палка. Рыжие волосы аккуратно причёсаны. Андрюша вытащил сигарету, закурил.
– Поскользнулся, что ли? – спросил, хотя явно знал наперёд всю историю от Паши. Не мог тот не сообщить с поста об интересной истории.
– Говорю, черти катаются, будто у них там дорога, а мы для них обочина.
– Есть во что переодеться?
– Да было тут кое-чего…
Тимофеич вынул из своего шкафчика брюки, бельё. Сухие носки. Зимние ботинки. Быстро переоделся. Под брюки надел тонкое трико.
– Ты бы меня не ставил пока, Лександрыч, – попросил он жалобным голосом. –Вдруг они опять захотят к берегу?! Так я за себя не ручаюсь…
Начальник караула уставился в потолок. Чтобы заменить человека, надо с постами договариваться, диск телефонный крутить. Кому охота торчать на посту лишнее время.
– Должён буду, – намекнул Тимофеич.
– При чём здесь это… – Андрюша дернулся у косяка.
– Утречком, после смены…
– Позвоню Недобайлову. Он же видел тебя – должен понять…
Набоков развернулся и пошагал к себе в кабинет.
Тимофеич вытащил ко двору мокрую одежду, повесил на забор. К утру, должно быть, подсохнет, или хотя бы вода стечет.
Покончив с одеждой, Тимофеич пришёл в помещение отдыха. Свободная смена скрипела кроватями. В углу работал телевизор. Диктор говорил про Мавроди: суд приговорил того за подделку документов.
– Добрались! Наконец-то! – Саня Голубцов закашлялся от прилива чувств.
– Дался он вам, – скрипнул пружинами Вася Юдин. – Мавроди – святой человек. Ему сказали: «Развивайся, как можешь…» И теперь же его обвиняют…
– Ну, ты даешь, Вася, – не согласился с ним Голубцов. – Раньше давно бы разделались как повар с картошкой… и посадили бы.
– Жопой на кактус, – согласился с ним Вася. – Чтоб изворотливей был.
Тимофеич лёг поверх одеяла и вытянул ноги.
– Говорят, тебя смыло? – повернулся к нему Юдин и произнёс для всех: – Вот вам ещё одна жертва несправедливости.
Шубин с трудом молчал. Надо ещё разобраться, кто здесь жертва.
– Что молчишь, Тимофеич? – лип к нему Юдин. – Говорят, там эсминец прошёл, и тебя это самое…
– Спи! – оборвал его Шубин. Он повернулся на бок и потянул из-под себя одеяло.