Дама в беде, Эльф на страже - стр. 17
– Малыш…
– Я ничего не помню… Совершенно ничего. Почему так? – растерянно произнес он. Мое сердце невольно кольнуло.
– Милый, просто… – Как объяснить ребенку, что жизнь его предала, и разум его болен? Как успокоить, не дав обещаний, или как пообещать и исполнить обещанное? Я была в тупике.
Он заглянул мне в глаза, выворачивая душу наизнанку. Глубокий малахит не давал и шанса вырваться из его плена. Мне не соврать…
– Я не вспомню, да? – Вот и вопрос, на который не одна клеточка моего тела не хотела бы отвечать.
– Я не знаю… Правда, не знаю.
Он отвернулся, и взгляд его снова стал отрешенным. О Всечувствующие! Я хотела подбодрить его, а вместо этого подтвердила наихудшие опасения. Смотря в глубину его глаз, я не смогла соврать, не имела на это права.
Я потянулась к его голове и легонько, еле касаясь пальцами волос, провела ладонью от макушки до кончиков пепельного водопада. Ван обернулся. Я вздрогнула.
– Дана! – неожиданно вскрикнул Малыш и я пала под натиском щенячьих чувств.
Благо, Салван решил прогуляться с эльфами пешком, а то еще и его придавило бы центнером щенячьего счастья. Повозка-то маленькая, развернуться было негде.
– Малыш, – вышел писк прихлопнутой сапогом мыши, – дышать…
– Дана, а я поймал кузнечика, хочешь посмотреть? – Он слез с меня и посмотрел в глаза, с детским восторгом ожидая моего ответа.
– Конечно, дорогой.
Боль схватила своими цепкими лапами сердце и медленно рвала его, втыкая острые лезвия когтей в самую середину. Мой Малыш снова потерял себя. Только что я думала, что мне больно. Нет, эта боль даже рядом не стояла с той, которая ворвалась ко мне в душу в тот момент, когда я увидела беззаботное лицо человека, что потерял себя, так и не обретя. Это было жутко. Он попытался вспомнить, бороться, но его собственный разум – его враг. Как должно быть страшно не верить своему разуму и быть им преданным.
На глаза наворачивались слезы. Я ничего не могла с ними поделать. Вот он, беспомощный мальчишка с блеском предвкушения в глазах, протягивающий мне кулак с зажатым в ней кузнечиком и ожидающий моего восторга. Он не ведал, что терзало его душу еще вар назад. Возможно это и к лучшему. Жить беззаботной жизнью, веря в чудеса, не ранит его так, как осознание беспомощности и безвыходного положения, в котором он оказался. Пусть радуется жизни, а я прослежу, чтоб она была, наконец, счастливой.
– Ух ты! Какой красивый! Ты сам его поймал? – изобразила дикий восторг я.
– Да! Он запрыгнул в повозку, а я его схватил за лапку. Боялся, оторвется. Не оторвалась!
Ванюша счастливо улыбался и уже десятый раз показывал через щелку между больших пальцев кузнечика, запертого в его ладонях, как в неприступной тюрьме. В такой же тюрьме был сам Ван.
Он никогда не выберется из своей камеры, она была прочнее времени. И только маленькая щелка позволяет увидеть хоть малейший просвет в кромешной темноте. Смогу ли я когда-нибудь, как сейчас смотрела на кузнечика, заглянуть в трещину тюремной стены и увидеть настоящего Малыша. Сильного, смелого и стойкого. Я так хотела его увидеть!
– Дана, тебе больно? Ты ударилась? Не плачь!
– Все хорошо. Я не буду плакать. – Я спохватилась и быстро стерла непрошенные слезы.
– Честно?
– Честно-честно!
Я обняла взволнованного мужчину.
– Все будет хорошо, Малыш.