Дама с биографией - стр. 9
Судя по воцарившейся тишине, Нюша обдумывала услышанное.
– Навряд ли Лялечка на ихнее добро позарилась! – наконец сердито отчеканила она, обидевшись за внучку.
Исподтишка весь день внимательно наблюдавшая за женихом и невестой, Люся думала иначе, но не осуждала дочь: может, по расчету да при некоторой симпатии и лучше, чем очертя голову по страстной любви?
Впоследствии ее предположение подтвердилось: каширинское добро стало для Ляли фундаментом того благосостояния, к которому она стремилась изо всех сил. Вырвавшись из бесперспективной ростокинской однушки, студентка театрального училища пустилась во все тяжкие: «морозила» по елкам в костюме Снегурочки, почти без всякого костюма снималась в рекламных роликах, подвизалась в массовке. Красивую черноокую Ляльку вскоре заметили, по достоинству оценили ее бешеную трудоспособность, необремененность принципами – лишь бы бабки платили вовремя – и, хотелось надеяться, не в последнюю очередь талант и стали активно приглашать на эпизоды, на вторые, а потом и на первые, главные роли.
Пошли очень приличные гонорары. Все деньги артистка вбухивала в квартиру на Чистопрудном бульваре и в дачу, не заморачиваясь тем, что хозяйка всей этой престижной недвижимости вовсе не она, а Каширины, вернее Зинаида Аркадьевна. На корректные предостережения: мало ли что может случиться? – Ляля отмахивалась: «Мам, отстань, пожалуйста, со своими глупостями! Ты что, не видишь, я опаздываю на съемку! Никуда твои Каширины не денутся. От хорошей жизни еще никто не отказывался. Да их теперь за уши не оттащишь от моего банкомата!»
Солнечный диск выплыл из-за облака, стих ветер, и вместе с солнцем вернулось хорошее настроение. Во всяком случае, ощущение надвигавшейся катастрофы исчезло. Посмеявшись над собой: подумаешь, выпил зять винца на станции со смазливой девчонкой, а теща уже делает далеко идущие выводы! – Люся соскочила с качелей и зашагала по узорным плитам дорожки, обсаженной пунцовыми розами, к полукруглому крыльцу полюбившейся и ей дачи, с таким трудом восстановленной в первозданном виде.
Проще было бы все снести и построить заново, однако Ляля с фырканьем заявила, что не собирается строить кирпичный коттедж, как у всех этих новых русских. Той еще выпендрежнице, ей, конечно же, хотелось, чтобы у телевизионщиков и киношников, заезжающих к ней по делам, сложилось устойчивое мнение, что она, Ольга Каширина, – девушка из художественно-интеллигентской среды.
Зинаида с Ростиславом, естественно, пришли в неописуемый восторг от Лялькиной идеи восстановить дачу в соответствии с архитектурным проектом Каширина-старшего. Но как только от слов перешли к делу, Зинаида потеряла покой и сон. Хранительница старины плюс настоящий Плюшкин в юбке, она хваталась буквально за каждую гнилую доску, со скрежетом оторванную от пола, за каждый трухлявый резной столбик. Такой был цирк, будь здоров!
– Куда вы несете их? – со слезами в голосе вопрошала сватья, провожая безумным взглядом старые облупленные рамы, которые рабочие тащили к воротам, чтобы вывезти вместе с остальным хламом.
– Какой смешной тетка! – хохотали тюбетейки. – На тебе рама, не плачь!
Отреставрированный «фамильный замок с привидениями» и начинкой из еврокомфорта на радость Ляльке вызывал всеобщую зависть и восхищение. Реакция ее гостей в немалой степени тешила и Люсино самолюбие. А как же? Ведь и она внесла свою лепту, причем немалую. Пока одна сватья лила слезы, вторая, назначенная командиршей-дочерью главным прорабом, и в дождь, и в холод моталась в Счастливый на электричке, чтобы контролировать строителей – малахольных гастарбайтеров и русских пьяниц, ездила с рабочими по магазинам, по складам, выбирала вагонку, каминный кирпич, паркет, плитку, душевые кабины, ванны, унитазы, биде, линолеум и оплачивала счета.