Дальний приход (сборник) - стр. 18
– И что же? – улыбнулся отец Игнатий. – Будете?
– Зачем? – расцветая ответной улыбкой, воскликнул Петр Андреевич. – В Бога и так можно верить – вот такие у меня убеждения.
– Неверные это убеждения… – сказал отец Игнатий и, не давая Петру Андреевичу времени на ответную реплику, добавил: – Ну да Бог милостив, может, еще вразумит вас…
– Бог? – растерянно переспросил Петр Андреевич. – Почему Бог?
– Вы же сами сказали, что вы – толстовец. Значит, вы верите в Бога, только по-своему, неправильно. И может быть, Бог и смилостивится, откроет вам глаза…
– А вы?
– А что я? – Отец Игнатий пожал плечами. – Если вы – толстовец, значит, меня для вас как бы и нет…
– Почему же нет, если вот вы – стоите?..
– Так ведь, по Толстому, кто тут стоит? Человек, который народ дурачит, а не священнослужитель…
– Да?!
– Да… По Толстому, именно так получается, – сказал отец Игнатий.
Петр Андреевич вздохнул тяжело.
– Нескладный какой-то у нас разговор получается… Вот с прежним батюшкой мы любили, любили потолковать о философии. Жалко его, очень душевный человек был…
– Царствие ему Небесное… – перекрестился отец Игнатий.
– Да… – вздохнув, продолжал Петр Андреевич. – Душевный. А знаете, я вообще-то помянуть его хотел… Можно?
И Петр Андреевич вытащил из портфеля бутылку настоящей заводской водки. Отец Игнатий пожал плечами.
– Не положено, конечно, Великим постом это дело. Но вы ведь толстовец. Помяните… Что ж… Дело такое.
– А вы со мной не помянете?
– А я, извините, не употребляю… – ответил священник. – Я помолюсь за него лучше…
Петр Андреевич недоверчиво посмотрел на него, но настаивать не стал. Вытащил из портфеля стопочки и наполнил их. Потом посмотрел на церковь и перекрестился. Взял стопку и выпил. И хоть заводская была водка, не подпольная, не поддельная – точно знал Петр Андреевич, – но показалось, будто бензин выпил.
Сморщился. Вытащил папиросы из кармана, закурил.
– Прежний-то батюшка тоже Толстого не жаловал… Поругивал его.
– Правильно делал… – похвалил своего предшественника отец Игнатий. – Гордый очень человек Толстой был. В дерзости ума своего на само Евангелие руку поднял. Переписать его дерзнул.
– А разве Евангелие тоже Толстой написал?
– Евангелие евангелисты писали. А Толстой хулу на Евангелие составил.
– Не знаю… – задумчиво сказал Петр Андреевич. – Не читал. А вот вы «Войну и мир» читали?
– Приходилось, – улыбнулся священник.
– Ну и как? Пьер Безухов вам, к примеру, разве не понравился?
– А почему он мне должен нравиться? – удивился священник. – Масонством баловался. А в конце так и вообще – вроде как в декабристы подался. Очень запутавшийся человек…
– Зря вы так… – огорченно сказал Петр Андреевич. Он посмотрел на наполненную, не тронутую священником стопку и выпил ее: – Зря… Пьер Безухов, по-моему, как раз настоящий христианин и был. Помните, как говорит про него Толстой? Что, дескать, Пьер принадлежал к тому типу русских людей, для которых обладать богатством хочется для того, чтобы когда-нибудь можно было бросить все эти богатства. Разве это неправильно, по-вашему? Разве можно сказать, что Пьер нехороший человек был?
– А я разве сказал – не хороший? – удивился священник. – Я сказал – запутавшийся. Хорошие люди тоже, бывает, запутываются и творят сами, не ведая что…
– Ага… – обиженно проговорил Петр Андреевич. – Конечно. Вы уж извините меня, отец Игнатий, но, по-моему, для вас все мы, толстовцы, не хороши.