Далекое и близкое, старое и новое - стр. 9
Отвечает за табун старший табунщик. Все табунщики калмыки>25 . Сосед, коннозаводчик В.Я. Корольков, попробовал завести русских табунщиков, дал им лошадей с седлами, но они, пробыв у него несколько дней, на этих же лошадях и удрали, а калмык имеет семью, собственную кибитку, которую не так легко собрать и увезти, и никуда не сбежит.
Каждый коннозаводчик имел рогатый скот, овец, свиней, птицу и имел право пахать и сеять хлеба сколько ему угодно. Тракторов тогда не было, и все пахали на волах. У нас хозяйство было сравнительно небольшое: сеяли десятин сто. Рогатого скота было штук двести, из них дойных коров было немного больше двадцати и овец тысяча штук. Сосед, В.Я. Корольков, сеял тысячу десятин и имел тридцать тысяч овец. У нас на зимовке все внимание было обращено на лошадь и хозяйством занимались как подсобным делом, чтобы прокормить рабочих и служащих.
Гусей, уток, кур, индеек у нас было множество, и ни мать, ни заведующая птичней не знали, сколько чего. Помню, как-то перед вечером мы пили чай на открытой веранде, а гуси, никто не пас их и не смотрел за ними, возвращались со степи к птичне и, как полагается гусям, шли гуськом. Мама насчитала их сто три. Но часть гусей шла другим путем через пруд, сзади дома, и еще часть ночевала на берегу у пруда.
Питались мы дома бараниной, птицей и дичью. Редко свининой, а быка резали только под Пасху и под Рождество. Баранина, благодаря прекрасным кормам, была замечательной, как на Кавказе знаменитые карачаевские барашки. Российская баранина даже не напоминала нашу донскую.
Но Великий пост держали очень строго. За все семь недель поста нам, малым детям, никогда не давали не только мяса, но даже молока, масла. Зато как мы чувствовали Пасху! К заутрене мы, к сожалению, не могли ездить, так как ближайшая церковь была от нас в тридцати верстах. А святить куличи, пасху, яйца и прочее заранее посылали туда кучера.
Подготовка к Пасхе – целое событие: стряпали, варили, жарили, красили... Пальцы у нас, детей, были выкрашены во все краски, и мы ухитрялись покрасить не только яйца, но и «аиданчики» – косточки, которые у нас на юге заменяют российские бабки.
Как-то младший брат, Филипп, ему было около пяти лет, в Страстную пятницу лизнул глазурь на куличе. Мы были в ужасе: оскоромился, – и я не сводил с него глаз, боялся, что с ним будет что-либо ужасное. Этот же Филипп, будучи в 1-м классе кадетского корпуса, десяти лет, отказался в Великий пост есть скоромное. А в корпусе в Великий пост постились только на первой, четвертой и Страстной неделях. А в остальные недели поста постное давали по средам и пятницам. Филиппу стали готовить во все дни поста. К нему присоединились еще человек пять – ели только постное.
На Пасху приходила в дом христосоваться вся дворня, и нас заставляли христосоваться со всеми. Всем мы давали по красному яичку. Приходили поздравлять с праздником и калмыки со словами «Христосн Воскресн!» – всегда почему-то прибавляя на конце букву «н». С ними не христосовались, но каждый получал кусок неосвященного кулича и стакан водки. Скотарь Минько приходил поздравить несколько раз в день и всегда так напоздравлялся, что потом засыпал под забором. Узнавши раз, что Минько лежит под забором пьяный, мама приказала запрячь лошадь и отвезти его домой в кибитку, в 500 шагах от дома. Приказчик говорит: «Это невозможно, он непременно упадет с дрог, его не удержишь, надо отвезти верхом». Привели оседланную лошадь, с трудом посадили его в седло, и он, не приходя в сознание, благополучно доехал до кибитки. Лошадь, конечно, вели.