Далеко от неба - стр. 14
– Слышь, соседка, – со своей обычной нагловатой фамильярностью позвал он. – Я ваше положение в настоящий момент, конечно, понимаю. На немедленном сроке не настаиваю, но через недельку – будьте добры. Потребую освободить для личных целей. Племяшу семейную жизнь устраивать требуется. Так что поимей в виду и своего меньшого в известность поставь. Пускай шибко надолго не располагается.
– Ты об чем? – замерла Иннокентьевна.
– Тебя что, Виталька не проинформировал? – притворно удивился Бондарь. – Купил я вашу гнилушку.
– Когда? – еле выдохнула Иннокентьевна.
– Разговор, сама знаешь, давно был. Сегодня рассчитались.
У Аграфены Иннокентьевны враз ослабли ноги.
– Он что сделал-то? – тихо сказала она. – Он что у меня-то ничего не спросил? Василий тоже свою долю имеет. Ему где жить-то теперь?
– Ты, баба Груня, радуйся, что купили. Кому по нонешнему времени такая развалюха нужна? Сейчас вон какие хоромы ставят. Если бы не племяш, я бы за неё и штуки не дал. Одна выгода, что рядом. Смахнем её к хренам в два счета. Ваське тут все равно не жить. Хорошо, ежели сам уедет, пока добрые люди не помогли. Так и передай.
Иннокентьевна выпрямилась и сверкнула на Бондаря таким обжигающе-злым взглядом, что тот невольно попятился.
– Сам и передай, я его кликну сейчас.
– Успеется, – сказал Бондарь, отходя в глубь огорода.
– Что, в штаны наложил? И думать забудь! Я своего согласия не дам. А деньги тебе Виталька сегодня возвернет.
– А я не возьму! – отозвался Бондарь, уже едва видный в сумерках. – Назад такие дела не поворачивают.
– Повернешь. Ещё как повернешь! – закричала Иннокентьевна. – Не говори только, что сам покупать надумал. Знаю, какой змей тебе нашептал. А то ты для племяша копейку выделишь! Тебе хоть одна холера поверит, нет?
Прижимая одной рукой к груди банку с молоком, а другой вытирая слезы, Иннокентьевна добралась до баньки, поставила на порог предбанника молоко, сняла с плеча и повесила на гвоздь полотенце – прислушалась. В баньке было тихо, только догорающие в каменке угли потрескивали, да чуть слышно капала вода.
– Вась, а Вась… – позвала она и, не дождавшись ответа, сказала: – Я тут тебе молочка парного принесла… Полотенце еще одно – голову оботрешь. Долго-то не сиди, а то сердце зайдется…
Василий, согнувшись, сидел на полке, весь в крупных каплях пота. Он не отозвался на голос матери ни малейшим движением и, только услышав, что она уходит, еще ниже опустил голову.
Ему отчетливо вспомнилась небольшая неуютная комнатка Красного уголка зоны, где заседала комиссия. Трое офицеров сидели за столом, один на стуле у двери. На столе – груды папок – личные дела заключенных. На стене над головой майора распластал крылья тяжелый чугунный орел. Майор, сидя, зачитывал Указ о награждении:
– За проявленное в ряде оперативных боевых столкновений с противником личное мужество, находчивость, умение качественно ориентироваться в сложной боевой обстановке, выразившиеся в полном уничтожении группы боевиков на территории Усть-Мартановского района, наградить старшего сержанта Боковикова Василия Михайловича высшей наградой России – орденом Герой России.
В связи с Указом об амнистии участников боевых действий вы, Василий Михайлович, освобождаетесь от дальнейшего отбывания наказания. Награда вам будет вручена в военкомате по месту жительства. В решении об освобождении было также учтено заявление пострадавшего и свидетелей, что взаимные враждебные действия с вашей и их стороны были спровоцированы действиями неизвестного, выразившимися в приписываемом вам поджоге зимовья и потоплении двух моторных лодок типа «Кама» и «Обь»…