Да будет воля Твоя - стр. 15

Ингмар из окна высматривал старенький черно-белый шевроле, мелькавший за высаженными в ряд дубами. Он так близко придвинулся к окну, что от его дыхания прозрачное стекло то и дело запотевало, мешая разглядывать пейзаж. Мужчина со впалыми щеками дышал медленно. Ракель, его старшая дочь, вошла в комнату, в которой еще витали запахи завтрака, состоявшего из яичницы с жареным беконом. Она слышала только часть беседы, самый конец, и толком не поняла, зачем приезжал шериф, разве что причиной тому был Йон. Тем не менее она понимала, что дело серьезное, и ожидала увидеть отца, охваченного приступом холодного гнева, что было хуже всего. Но вместо этого она увидела, что отец, на удивление спокойный, стоит, прислонившись к трюмо.

– Чего он хотел?

Отцовский вздох накрыл сад за окном тонкой пеленой тумана, призрачного, словно ночная бабочка.

– Сказать мне, что Йон зашел слишком далеко.

– Что он сделал?

– Подрался с маленьким Клоусоном. Он отправил его в больницу.

– Тайлера? Йон? Да он же в три раза меньше этой скотины! Как ему это удалось?

– Мальчик изуродован, кости переломаны. Он проведет в больнице не одну неделю, прежде чем его оттуда выпустят. Шериф конфисковал у Эда ружье, боялся, что тот явится к нам и начнет стрелять.

В растерянности Ракель прикрыла рот руками.

– Все так серьезно? Но что на него нашло? И шериф хочет упечь нашего Йона?

– Нет. У него есть дела поважнее, и он уговорил Клоусонов. Они не станут подавать жалобу, если мы оплатим все расходы. Придется истратить целое состояние, а у них нет денег.

– Так что же нам делать?

– Платить.

– Но…

– Это внесено в протокол, – жестко произнес Ингмар, не покидая свой наблюдательный пост. – Не обсуждается.

Ракель не могла опомниться. Как их слабенький Йон смог отделать Тайлера? И что пробудило в нем такой сильный приступ ненависти? Она села на табурет, облокотившись на старую дровяную печь в гостиной. В голове вертелось множество вопросов. Как там Йон? Что будут говорить люди в городе? Чем они станут платить? Но больше всего ее удивляла очевидная беспечность отца. В дальнейшем такой настрой не предвещал ничего хорошего. Самая сильная ярость та, что не дает о себе знать, особенно когда речь идет об Ингмаре Петерсене.

– Прежде чем упрекать Йона, тебе следовало бы спросить у него, почему он это сделал. Возможно, у него имелась веская причина…

– Ракель, Йон не просто расквасил нос другому подростку, он полностью разбил ему лицо. Возможно, мальчик останется обезображенным на всю жизнь, а о том, что стало с остальным его телом, я тебе просто не говорю.

Запустив руку в волосы, уже пронизанные сединой, хотя ей недавно исполнилось всего тридцать, Ракель намотала несколько прядей на указательный палец, что делала всегда, когда у нее разыгрывались нервы. Она не понимала безмятежного настроения отца, это так на него не похоже, и вместо того, чтобы успокоиться, она чувствовала, как ее охватывает страх. Она опасалась худшего.

– Папа, тебе лучше немного подождать, прежде чем идти к Йону, обдумать то, что случилось, – проговорила она.

Оторвавшись от зрелища за окном, Ингмар смерил взглядом дочь.

– Не беспокойся, я не намерен его убивать.

И в самом деле, он говорил расслабленно, не сквозь зубы, как обычно делал, когда усиленно пытался взять себя в руки. Напротив, он казался вполне спокойным.