Цветы над адом - стр. 8

«Бегут от страха, от душевной боли или в добровольную ссылку», – подумала она.

Может, дело в неразделенной любви? Однако на его лице не было следов ни бессонных ночей, ни личной драмы. Только напряжение, и виной тому – она, а не девушка из прошлой жизни. Значит, он убегал от чего-то другого.

Он стоял перед комиссаром, боясь пошевелиться, и снег устилал его поникшие плечи.

Тереза сдержала довольную улыбку. Она не упускала случая попортить нервы новичкам, и Марини не стал исключением. Он смотрел на нее с трогательным видом нашкодившего щенка. Тереза понимала, что инспектор действительно напуган: ему могли сделать выговор, обвинить в невоспитанности, да и вообще, вместо того, чтобы произвести на всех хорошее впечатление, он повел себя как последний болван.

Отвернувшись от новенького, она продолжила разговор с Паризи, прерванный гротескным появлением инспектора.

– Нужно поискать внизу возле канавы, в кустах, – сказала она.

Агент кивнул.

Тереза взглянула на Марини. Интересно, куда подевалось его пальто, или что он там носит в непогоду. Оставив этот вопрос при себе, она предложила:

– Инспектор, поищете?

Тереза заметила, как тот изменился в лице. И без возражений, в чем был, придерживаясь за ветки, полез вниз.

Тереза только покачала головой. Заносчивость, как правило, лишь усложняет людям жизнь.

Однако приказ он выполнил сразу же. Его не пришлось просить дважды.

Хороший знак: чтобы исправить ситуацию, он готов на все.

Паризи хотел было выручить новоявленного коллегу, предложив ему свои бахилы, но комиссар его остановила.

Они вдвоем уставились на инспектора, снова увязшего по щиколотки в жиже из вонючих листьев и прочих нечистот.

И хотя Терезе было немного жаль инспектора, выглядело это все довольно забавно.

– Что я должен найти? – поинтересовался он, обшаривая кусты наобум.

Ну наконец-то он обратился за помощью.

– Глаза! – ответила она. – Их все еще не обнаружили.

Австрия, 1978

В деревне ходило много баек о Школе, хотя на самом деле там почти никто не бывал. По большей части, все эти россказни были чистой воды фантазиями, навеянными ее загадочным видом. Порой по утрам, на рассвете, здание в центральноевропейском стиле, видневшееся среди гряды облаков, напоминало мираж, сотканный из переменчивого солнечного света. Прямоугольный цоколь был сделан из камня, добытого в местных пещерах, а первый этаж облицован под рустику. От верхних этажей его отделяла живая рамка из переплетенных лоз винограда. Центральный фасад, от которого ответвлялись восточное и западное крыло, украшали четыре ионические колонны и большие окна с треугольными фронтонами. Последний, четвертый этаж венчал полукруглый купол. На центральной мансарде располагались часы, стрелки которых на людской памяти ни разу не сдвинулись с места. Поговаривали, что они показывают время смерти своего создателя – молодого архитектора из Линца, которого ровно в три часа убило молнией, когда он подошел к озеру, чтобы полюбоваться своим творением. Даже сейчас, спустя два столетия, старики говорили, что архитектора постигла Божья кара: эти места были созданы для тишины, ветра и альпийских цветов, а не для людской гордыни.

Теперь, когда Магдалене выпала возможность рассмотреть Школу вблизи, до нее дошло, почему это место окружало столько слухов: все в этом здании было неуместным, излишним. Прихоть избалованного аристократа, не знавшего ни в чем меры.