Цветы на нашем пепле - стр. 84

– Что опять стряслось? – она напряженно села на подстилке и приготовилась к неприятностям.

– Ничего, ничего, успокойся. – Сейна опустилась перед ней на корточки. – Я просто подумала, что должна сказать тебе. Я описала обруч Лабастьеру, и он вроде бы знает, что это такое.

– Что же это? – не скрывая облегчения, Ливьен опять прилегла.

– Это перстень.

– Перстень? А что такое перстень?

– Украшение, которое древние самцы маака носили на пальцах.

– На пальцах? – снова переспросила Ливьен, но тут же, сообразив, что это означает, села вновь.

На пальцах! А она-то думала, что владелец обруча был меньше, чем современная бабочка…

– Да, – продолжала Сейна. – А ты помнишь, что сказал о Хелоу Рамбай?

– Нет, – призналась Ливьен.

– Он сказал, что Хелоу – просто ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ БАБОЧКА.

Сомкнуть глаз в эту ночь Ливьен больше не смогла.

Перед ее мысленным взором вновь и вновь вставал кошмар, который доселе она боялась даже вспоминать. Картина из ее наркотического бреда. Странные неземные предметы. Машины, которые, кажется, подглядывают за тобой. Гладкая зеркальная поверхность пола. И зеленовато-белые кости на нем. Кости ОЧЕНЬ БОЛЬШОГО скелета.

Нам являться из небытия дано,

Чтобы влиться в лесную сень.

Неминуемо день превращается в ночь,

Но и ночь превращается в день.

Жизнь однажды кончается смертью, но

Разве вечна ночная тень?

«Книга стабильности» махаон, т. I песнь XIX; мнемотека верхнего яруса.

Утром принялись за скрупулезное изучение обнаруженной Ливьен и Сейной расселины, в которой предположительно побывал Первый. Вскоре какие-либо сомнения развеялись. Рамбай, видевший в темноте не хуже, чем при свете дня, углядел на одном из участков трещины, на глубине полутора-двух метров металлическую трубу. Точнее – два конца трубы с рваными краями, торчащие из каменистых стен. Было очевидно, что раньше они составляли единое целое, но, треснув, порода разорвала пополам эту древнюю коммуникацию.

Ширина трещины не позволяла воспользоваться для ее обследования крыльями. Рамбай и Дент-Байан слетали на предыдущую ступень «лестницы Хелоу» и принесли оттуда крепкую жердину, вполне способную выдержать вес бабочки. Привязав посередине неё флуоновую нить, они перекинули жердь через трещину, и Рамбай, цепляясь за нить руками, и упираясь ногами в стенки, спустился к трубе. Он примостился рядом с ней, на выпирающей из стены глыбе и крепко обвязавшись вокруг пояса, принялся за осмотр.

Диаметр трубы оказался как раз подходящим для того, чтобы в нее могла пролезть гусеница. Но для бабочки он был слишком узок.

Металл, из которого была изготовлена труба, на первый взгляд абсолютно не подвергся коррозии. Но когда Рамбай взялся за ее край и приложил некоторую силу, кусок белого сплава отломился, как ореховая скорлупа. Время изменило-таки физические свойства этого материала.

В какой из рваных концов трубы лазал Первый, определить было нетрудно. Из того, который шел в сторону их стоянки, торчал жгут почерневших от времени проводов. Когда Рамбай потрогал их, они рассыпались, словно зола. С другой стороны такого жгута не было. Значит, его уже разрушил Первый. Он был именно там, в той стороне, которая ведет к центру скалы.

Как он нашел эту трубу, как сумел спуститься и влезть в нее, осталось для взрослых загадкой. И уж тем паче загадкой было, куда он проник через нее, где побывал, откуда приволок пресловутую золотую вещицу. (Хотя на этот счет Ливьен и имела кое-какие соображения. Но она не спешила поделиться ими с остальными.)