Цветы на нашем пепле - стр. 48
Так вот что имел в виду Рамбай. На полпути к палатке они наткнулись на сидящего спиной к ним и раскачивающегося взад и вперед махаона. Он был контужен.
Рамбай одним прыжком подскочил к нему и, стараясь не повредить крылья, болевым приемом завернул ему за спину руку. Махаон вяло сопротивлялся. Рамбай крикнул Ливьен:
– Что-нибудь связать!
– Зачем он нам нужен? – вскидывая автомат, закричала она в ответ. Ненависть снова вернулась к ней. – Отойди, я прикончу его!
– Не надо, – замотал головой Рамбай. – Втроем с думателем трудно лететь будет. Этот – будет помогать.
– Ты думаешь, он полетит? – с сомнением спросила Ливьен, памятуя о фанатизме махаонов. Но ствол опустила.
– Как стрекоза! – с раздражением в голосе заверил Рамбай. – Ну, давай же, непокорная жена, неси мне быстрее веревку!
Дождь кончился, но оставаться здесь, среди трупов, действительно было невыносимо. Решив отложить погребение погибших на завтра, лишенные влагой возможности лететь Рамбай, Ливьен и Сейна волоком тащили запеленутого в чехол Лабастьера к присмотренному Рамбаем дереву. На счастье, оно было не так уж далеко. К чехлу Рамбай привязал еще и чудом не сгоревший легкий мешок сухого хвороста.
Пленного они с собой не взяли, оставив его в лагере жестко прикрученным связанными руками к крепежному буравчику одной из сгоревших палаток. Сперва Ливьен была против этой меры, боясь, что кто-то из нападавших все же сумел уцелеть и теперь, вернувшись, освободит их пленника. И тогда их станет уже двое. Но Рамбай еще раз повторил, что махаонов больше нет. Он пересчитывал. А Ливьен уже не один раз убеждалась, что многих бед можно было бы избежать, если бы она безоговорочно доверяла его интуиции, чутью и опыту.
Когда добрались до дерева, Рамбай вскарабкался по мокрой коре вверх (только дикарь, всю жизнь проведший в лесу, был на это способен), а затем сбросил вниз конец прихваченного в лагере хитинопластового шпагата.
Сперва наверх был поднят хворост, затем, когда Рамбай вновь сбросил шпагат, им вокруг пояса обвязалась Ливьен. По ходу ее подъема Рамбай выбирал шпагат, все время держа его в натяжении. Продвигалась она медленно, несколько раз, поскользнувшись, срывалась и повисала, как паук на своей нити. Но Рамбай держал крепко и даже ухитрялся понемногу подтягивать ее наверх.
Насквозь промокшая, исцарапанная и перемазанная смолой она, наконец, в изнеможении распласталась на полу дупла. Знакомый тревожный запах пощекотал ей ноздри.
– Тут что, живет лесной кот? – испуганно спросила она Рамбая.
– Нет. Кот здесь бывает. Сейчас дождь, он не придет.
Стало ясно, что засиживаться на новом месте не придется, хотя Рамбай и добавил успокаивающе:
– У нас будет огонь. Кот боится.
Вдвоем они втянули наверх думателя, а затем к ним присоединилась и Сейна – бледная, с всклокоченными волосами и горящими, почти безумными, глазами.
Лишь появившись в новом жилище, она тут же кинулась к Лабастьеру, развернула чехол и, как всегда после его транспортировки, припала к надлобью.
Ливьен было больно видеть, как думатель буквально высасывает из ее подруги последние силы. Но… В конце концов, она – мать, и не Ливьен было решать за нее, что отдавать, а чего не отдавать своему, вновь отвратительно пахнущему от страха, чаду…
Дупло было довольно просторным. Рамбай развел небольшой костерок. Сейна, закончив свою миссию, отползла от думателя и лежала теперь поодаль, свернувшись клубком.