Цветы лазоревые. Юмористические рассказы - стр. 6
– Да ведь вы, бабенька, должно быть, за прежние месяцы им не заплатили?
– Не заплатила, но заплачу. Не господа, могут и подождать. Да ведь, в сущности, ежели рассудить, так тут и платить им не за что. Что такое полотеры? Купцы разве они? Товар они мне разве какой-нибудь отпускают? Ведь полы-то им ни копейки не стоит натереть. Только разве маленький кусочек воску… Говорю: «Натирайте». А они не хотят. «Деньги, – говорят, – пожалуйте…» Так и не натерли ни к Рождеству, ни к Новому году. А сегодня поздравлять пришли. Маша насилу их выгнала. Вот и прачка тоже… Это уж совсем мерзавка… Вообрази, Павлуша, она мне даже белья моего не отдает. «Заплатите, – говорит, – деньги, тогда я и белье отдам», – рассказывала старуха-княгиня генералу. – Постращай ты мне хоть прачку-то. Она и теперь в кухне сидит.
– Мы уж порешили, тетенька, все это сделать в один день, в один день и сделаем, – уклончиво отвечал генерал.
Старуха Маша вошла с подносом, на котором стояли чашки с шоколадом и лежали в сухарнице бисквиты.
– Ну, вот по чашечке, по чашечке… – заговорила княгиня и прибавила: – И бисквиты Маша насилу могла из булочной добыть. Не отпускают без денег, да и кончено.
Все взяли по чашке и принялись пить. Княгиня не отставала от генерала.
– Ну когда же, Павлуша, ты приедешь народ-то мне попугать? – спрашивала она.
– А вот как-нибудь на будущей неделе, тетенька. Уж вы не беспокойтесь, я приеду, – отвечал он.
В кондитерской
Время – перед праздниками. Рождество на дворе. В Гостином дворе толпы. Игрушечные лавки осаждаются приступом. Кондитерские битком набиты.
В кондитерскую Жоржа Бормана на Невском вваливается купец в енотовой шубе. Откинув воротник, поднятый кибиткой, купец обчистил бороду и усы от ледяных сосулек и стал озираться по сторонам, стараясь протиснуться между покупателями к прилавку.
– Кириллу Максимычу! – раздалось над его ухом.
Купец в еноте обернулся и увидал другого купца, молодого, с усиками и в шинели на собольих лапках.
– А! Сеничка! Живая душа на костылях! Какими судьбами?
– Тем же манером, как и вы, Кирилла Максимыч. Сел у Глазова моста на желтоглазого и говорю: вези за двугривенный к Борману на Невский.
– Да ведь ты новожен и без приплода, так зачем же тебе елочное удовольствие?
– Новоженам-то, Кирилла Максимыч, к Борману и ездить.
– Или свою собственную законницу елкой потешить хочешь?
– Совсем не тот коленкор-с. Мы к Борману ездим на манер как в аптеку-с: лечебный фураж для супруги возьмем и сим снарядом ее пользуем. Я насчет щиколада-с…
– Это в каких же смыслах?
– А чтобы оным предметом ее откармливать и в тело вогнать. В пансионе ее уж очень заморили, ну, вот мы и стараемся, чтобы на купеческий манер раскормить. Я ведь, Кирилла Максимыч, взял образованную. Они у меня и при фортепьянной игре, и при французском языке. Даже стихи французские читают и гимнастику знают-с. Пение всякое по нотам могут. Ей-богу-с… – рассказывал молодой купец в собольих лапках. – Конечно-с, вся эта образованная эмблема для мужа очень приятна, потому завсегда и перед гостями похвастаться есть чем, но зато от науки этой самой телу большой ущерб вышел. Заморили уж очень в науке-то.
– Зачем же такую брал? – спросил купец в еноте. – Ведь на то глаза во лбу.
– Образование ихнее уж очень прельстило. Вообразите – по-французски стихи так и садят, по нотам всякие цыганские песни поют и сами себе на фортупьяне канканируют. Всякому лестно.