Цветом света - стр. 20
– Могу подарить.
– Договорились.
– О чем, Леонид Степаныч?
Старик ухмыльнулся, подмигнул своим выцветшим глазом:
– Позвонишь мне, когда сочтешь нужным.
– О’кей. Может, присядем?
Камин дразнился искусственными угольками. Свободным было лишь одно кресло. Второе занимал плоский прямоугольной формы предмет, укрытый бархоткой, а в самом дальнем – напротив – поизломанным буратином разложился человек и, похоже, крепко спал.
– Кто это? – спросил Леонид Степаныч.
– Впервые вижу.
Старик поводил кончиком трости перед самым носом Лескова. Реакции не последовало.
– Аки младенец.
– Но мы довольно громко говорим.
– Милый мой, когда я вламывал на Беломорканале – умирал на пять часов и ничего не чуял, пока не пнут сапогом.
Леонид Степаныч слегка ткнул тростью в бок спящего. Лесков отмахнулся, потом нехотя продрал свои красные, опухшие глаза.
– Доброе утро, молодой человек, – прошамкал старик. – Трудная была ночка?
Евгений сконфужено улыбнулся.
– Извините… Я право… – он развел руками. – Вот, уснул.
Картинка кошмарная: вот так вот проснетесь вы в незнакомом доме, и над вами любопытствующие кругляшки земноводнообразного и настороженные безрадужные стальные зрачки белесого тевтонца.
– Все гости наверху. Вы, дорогой мой человек, не заблудились? – поинтересовался второй.
– Нет, я просто заснул. Мне… предложили идти… к столу…
– Кто?
– Александр Эмильевич, – совсем растерялся Лесков, намереваясь подняться.
– Сидеть, – жестко остановил тевтонец.
Евгений плюхнулся обратно в кресло. Старик переглянулся с Яном:
– Гречишников, что ли?
Ян кивнул.
– Забавная сценка, – подбоченился лягушонок.
– Ты кто?
Лесков сообразил: вляпался – попытался придумать, как бы это все получше объяснить, но язык, к сожалению, закоснел, закостенел, отсох.
– Скверно попахивает, – задумчиво огляделся Ян. – Вот уж не ожидал сюрприза.
Взгляд его остановился на соседнем кресле.
– Это что?
– Э-э… – Лесков протянул к своему творению руку, но на большее его не хватило.
Не дожидаясь объяснений, Ян откинул бархотку и ошарашено уставился на открывшуюся картину. Подкрался лягушонок, вытянул вперед свои тонкие бледные губки. Это был портрет русоволосой девушки с восточными – бессмертных египетских фресок – но пронзительно синими глазами. Ни смеха, ни плача, по-немому разомкнуты губы. Дыхание. Да-да, от портрета веяло бризом, утренней свежестью, он пахнул морем, слышались далекие всплески прибрежной воды. Ветреные волосы девушки рассеянным светом уходили в темноту, в никуда. Манерность отсутствовала. Фотографичность тонула в колдовской дымке. Автор вывернулся: соединил реальное с несбыточным, используя мастерство веков – отрекся от школы… Еще не упомянули о рамке, о-о!.. это был скромный багет, такие не льстят глазу, не тяжелы, идеальны…
– Мне кажется, я узнаю эту очаровательную фемину, – проскрипел, наконец, Леонид Степаныч.
– Да, это она, – воскрес Ян.
– Девушка, что сидела с нами за одним столом?
– Женя.
– Прелестно. Сдается, наш молодой человек как-то с этим связан.
Ян перевел взгляд на Евгения. Лесков откинулся на спинку кресла:
– Я художник. Это моя работа. Я хотел объяснить, но у меня ничего не получалось, извините…
– Это Александр Эмильевич заказал? – поинтересовался Ян.
– Да. Подарок в день рождения.
– Как вас зовут?
– Евгений.
Ян смягчился, покачал головой и вернулся к портрету.