Цветок камалейника - стр. 13

– Большой надел осеняешь?

– Э? – Мужик так смачно плюхнулся на сиденье, что двуколка завихлялась из стороны в сторону. Ящерок фыркнул и поднялся на задние лапы, изготовившись к бегу. – Да нет, мил-человек, земли-то и впрямь много, да моей там от силы пять шагов на погосте. Управляющий я. За батраками и рабами приглядываю, ну и распоряжаюсь по мелочи. Что, разочарован?

ЭрТар отрицательно помотал головой, усаживаясь рядом. Чужих денег не так жалко, поэтому приказчики обычно куда щедрее хозяев. Бывает, сами подбивают смету завысить, а разницу поделить.

Ящерок с места взял в галоп, размеренно балансируя длинным острым хвостом. Горец стукнулся лопатками о жесткую спинку и запоздало вцепился в резной бортик.

– И много их там, ннэ?

– Кишмя кишат. – Мужик натянул вожжи, придерживая скотинку. Ездить по городу быстрее бегущего человека разрешалось только пожарникам, обережи да йерам. – И когда только расплодиться успели! На поле уже ступить боязно, все в лежках.

– Хэй-най, больше целей – легче попасть! – ободрил его ЭрТар, поглядывая, где там Тишш. Кошак, снова высунув кончик языка, трусил слева от повозки, стараясь держаться в ее тени. Число лежек еще ни о чем не говорит, их может быть много вдоль дороги и ни одной – в глубине поля.

К огромному удовольствию горца, дальше его наниматель осторожными намеками, а там и прямым текстом завел речь о вышеупомянутых приписках. Грех не пойти навстречу хорошему человеку!

Поле-полюшко раздольное,

Я ль тебя зерном не потчевал?

Не поило ль небо дождиком?

Не светило ль солнце жаркое?

Йер ли ирной не задабривал?

Одари ж и ты нас хлебушком!

Песня жнеца

В господский дом охотника, разумеется, не пустили – невелика птица, посидит до темноты и в халупке[10]. Оно даже лучше вышло: домик был просторным и чистым, хозяева прислугу не обижали, и некоторые рабы вели себя даже вольнее наемных работников, отличаясь от них только грубо заклепанными браслетами. Самодельный скваш, которым радушно попотчевали гостя, оказался на порядок вкуснее трактирного, и то разливавший его по кружкам старик сокрушался, что сусло в этом году отчего-то еле бродит, так и норовя заплесневеть.

Вечером в халупке стало еще веселее – вернулись полевые рабочие. По их словам, чуть живые, но уже через полчаса, после ужина, кто-то вытащил из сундука жайру-трехструнку; сначала просто тренькал, негромко подпевая, потом к нему присоединились девчонка с бубном и хмельной дедок, отбивавший ритм ложкой по ведру. Дом наполнился плясовым топотом и визгливым хихиканьем женщин. Одна рыжуха так и норовила присесть к горцу на колени, но тот предпочитал отшучиваться и ссаживать назойливую красотку. Перед охотой ЭрТар старался не злоупотреблять ни выпивкой, ни иными развлечениями. К тому же распущенность равнинных девок коробила горца, хотя и не настолько, чтобы совсем ими пренебрегать.

Вскоре стремительные летние сумерки заставили горца поблагодарить за гостеприимство и распрощаться. Скваш – коварная штука: голова остается ясной, а тело хмелеет, и пока не встанешь, не поймешь, насколько сильно. На сей раз ЭрТару удалось остановиться вовремя… ну, почти. По крайней мере, пока он дошел до третьего по счету поля, от постыдной вялости в ногах не осталось и следа.