Цветок для Тьмы - стр. 29
— Это может быть личиной…
— Дайте пройти, я сказал!
Стражники расступились, а я прикрылся щитами — все-таки безрассудность — это не про меня.
— Шпашибо, шынок, — прошамкала старуха, глядя мимо меня. Да она слепая! Тоже мне, нашли покушительницу! Я едва не фыркнул.
Старуха поковыляла в образовавшийся проход под настороженными взглядами стражников и, поравнявшись со мной, вдруг ухватилась за руку. Ни один щит ее не остановил! Внутри заклубилась тьма, по морщинистой в темных пятнах руке пошли морозные узоры, но я сдержал силу.
Зазвенела обнажающаяся сталь, и я остановил охрану взмахом руки.
Женщина ощупывала мою кисть дрожащими заиндевевшими пальцами.
— В дальний путь шобрался, шынок, — начала она, и дребезжащий голос резал слух. — Что рашчитываешь найти, не найдешь, о чем отчаешься — отыщешь, да не признаешь. Думаешь, лед всесилен, ан нет. Он пленит только то, что не противитша, но только повштречает горный ручей, увидишь — не лед его скует, а стремительная вода подточит. Вырастет на месте их шлияния цветок, прекрашней которого нет в землях Ашты. Озарит он вше шветом швоих лепештков, дотянетша до темницы Фарида, растопит его ледяной саркофаг, и вштетится он с Аштой… — шепелявила старуха, и не отводила от меня белесых слепых глаз.
— Тогда всем нам придет конец, — освобождаю свою руку из сухих узловатых пальцев. — Шла бы ты, бабка к ближайшему храму. Глядишь, там тебя и приютили бы.
— Не понимаешь, — качает старуха лохматой головой. — Но поймешь, когда время придет. Вше поймешь, милок.
Больше не делая попыток прикоснуться ко мне и потеряв всякий интерес, старуха поплелась дальше, а мы продолжили свой путь.
И вместо нескольких дней я увяз во всем этом почти на полное новолунье. Как и предрекал Дифсер, совершенно бесполезно. Глупые бестолковые женщины, ничего не видящие и не желающие видеть, кроме своих холмов и воспитанниц! Они не понимали и не желали понимать, что из-за их упрямства, храмы разрушат, девушек увезут и станут просто продавать тем, кто заплатит больше. Не будет больше ни храмов, ни жриц, ни дочерей Ашты!
Я смотрел на этих девушек, беззаботно щебечущих, словно птицы, исполняющих ритуальные танцы, и видел их будущее среди грубой солдатни, только жрицы не желали ничего слушать — надменно вздергивали подбородки и заявляли, что готовы погибнуть под камнями храмов, но не признать власть империи.
Готовы отдать своих воспитанниц на утехи богатеев, оставить свою страну, свою землю на произвол льда и стужи, но не поступиться себялюбием.
Глупые-глупые женщины!
Вот эта девушка в липнущем к телу почти прозрачном платье, что сидит на скамье и перебирает тонкими пальцами зеленые стебли. Неужели Мэделин думает, что ее пожалеют за роскошные волосы и неземные, цвета ночных цветов глаза? Да ее первую схватят за эти волосы и выволокут на потеху толпы. Будут истязать, пока белоснежная кожа не покроется кровоподтеками, а прекрасные глаза не потускнею от слез.
Захватчики не знают жалости к побежденным, а я… я не могу уследить за всеми, но может… может, хоть эту девушку смогу спасти, уберечь от предначертанной упрямством Мэделин судьбы. Но выходя от жрицы, я больше не вижу девушку. Ее спрятали, отослали, от нежеланного гостя, будто это поможет, когда стены рухнут под таранами имперской армии.