Цветок бархана - стр. 17

Наверное, они с камнем были похожи. Иначе как объяснить его жалость?

За спиной раздался удивленный возглас Варры, и самой Анисе едва удалось сдержаться, когда всего в асбе от нее прокрасились чароведские силки. Оставленная мальчишкой сеть больше походила на густую паутину, у края которой сама Гюрза гляделась жалкой мухой: глупым насекомым, замершим в опасной близости от липкой смерти.

– Пойдем, – ладонь торговца нашлась скоро. – Нужно спешить.

Странно, но Варра тоже умел танцевать: быть может, даже грациозней самой Анисы. И всяко не коснулся бы силков, если бы не мрамор.

А ведь отец не зря не любил белого камня: говорил, тот слишком горд и скрытен, чтобы служить людям. Жаден, и в своей корысти подчинится любому, кто заплатит больше.

Гюрза платила, кровью. Но, видно, сил придворного чароведа было в разы больше, раз у последнего завитка сеть предупреждающе зашипела и мгновенно обвила ногу торговца. Крепкие пальцы того с силой сомкнулись вокруг ее ладони, лучше слов сообщив: больно, и терпеть Варра долго не сможет.

Уйти?

Аниса могла бы: ее силки не тронули. И договоренности у них с торговцем – на жалкий фелс. Быть может, Варра даже поймет: сама Гюрза поняла бы эту слабость. И тогда сейчас самое время вспомнить о Пустыне, обещанной свободе и ездовом звере.

Но беглой стражнице отчего-то вспоминается совсем другое. Невпопад приходят мысли о гремящей за спиной погоне и неожиданном спасении. О прогорклой воде из Пустыни – последней, на дне фляжки – которой торговцу наверняка хотелось не меньше ее самой. И о данном ею слове.

И почему-то во всех этих воспоминаниях принять выбор становится легче.

Фата знает: если позволить силкам сомкнуться вокруг себя, те на какой-то миг станут уязвимы. Вечный голод пробудит обычную жадность, из-за которой сеть постарается удержать сразу две жертвы. И если отсечь основные витки, можно спастись.

Силки рады новому дару, а крик едва удается сдержать. Милосердная Матар! Значит, вот как было Варре все это время? Болит сильно – так сильно, что терпеть едва выходит. А ведь на Анисе – чароведский дар, отнимающий львиную долю чувств. Только времени остается немного.

Нити страха глубже прорастают в фату, а корни их становятся мощнее: не успеют. Да и что можно предпринять в такой темноте? Ждать. Когда сам мухтарам Дагман выйдет освобождать пойманную стражницу. А за ним – остальные братья.

Суд.

Наказание, когда шкуры лишают, оголяя бугрящиеся мышцы подобно цветку… Его Гюрза видала лишь однажды, но запомнилось кровавое зрелище навсегда.

Фата до крови закусила губу. Дотянулась до ядовитого клинка и отрубила крупный виток. Даже посчитала это за победу, на миг ощутив не только страх.

Но тут запястье обожгла новая боль, за которой пришло… неожиданное облегчение. Резкий рывок. И мягкий голос торговца:

– Прости, по-другому – никак.

Силки остались в стороне, а разорванная паутина протяжно зашипела. Ее голос разбудил охранные сирены, за которыми ожила длинная цепочка световых вспышек. И кругом Дворца зажглись огни сторожевых башен.

В последний раз нечто подобное случалось с Анисой давно, еще в старой жизни. И имя имело премерзкое – охота…

…небо над ней висело тяжелое, космато-рыжее. И солнце в нем золотилось медным фелсом – самым мелким, для размена. Такой фата накануне подобрала у рыночных окраин, и если бы знала, чем обернется дурная примета, точно бы поостереглась.