Цвет ярости – алый - стр. 24
Страйкер не включился в бой и на пятьдесят процентов – гораздо больше его интересовали обитатели Клоповника, обступившие решетчатый конус Ямы. Волк понимал, что это невозможно, и все-таки подсознательно ожидал заметить одного-единственного человека во всей этой толпе. Лысый Хью отчего-то сегодняшнее представление решил пропустить, однако Курт интересовался вовсе не им. Чтобы попасть на Подворье Тарана, коротышке требовалось преодолеть какую-то пару кварталов.
Ковбою же – спуститься с какого-то из верхних Ярусов Улья.
Но, как Волк ни старался, не обнаружил ни костюм цвета слоновой кости, ни роскошной шляпы, ни /не станет же такой господин ходить два раза подряд в одном и том же наряде?!/ ухоженных усов, ни даже какого-то намека на аромат жасмина. Вонь немытых тел забивала все.
Конечно, Ковбой мог явиться сюда, замаскировавшись под традиционного обитателя Клоповника, закутавшись в серые лохмотья и искусственный запах затхлой немытости… Просто для того, чтобы проверить, как поживает его незадачливый киллер.
Только… Зачем ему это?
Вряд ли Ковбою вообще было известно, что последний Волк уцелел. Ему должно быть достаточно известия о том, что Стая полегла в своем же Убежище, все стены которого стали похожи на абстрактное граффити в кроваво-бетонных тонах…
Если же каким-то чудом Ковбой был в курсе событий, то это известие наверняка его не слишком взволновало. С высоты пентхауза Улья обитатели Гетто – не говоря о Клоповнике, – казались такими мелкими и незначительными. Яма же, вероятно, и вовсе казалась чем-нибудь вроде Марианской впадины. Тот, кто туда попадал, мог выбраться наверх с тем же шансом, с каким какой-нибудь обыватель выигрывал миллион долларов в голо-визионной лотерее. А Ковбой, судя по всему, не привык полагаться на чудо. За него всю работу сделают другие – их мечи, похожие на блестящие ножницы…
Но Курт пообещал доказать бывшему нанимателю, что учитывать следует даже чудо, – особенно в таких серьезных расчетах. Он выберется прочь из Ямы, чего бы ему это ни стоило. Сколько бы трупов ни пришлось разбросать на этом самом пути.
Темнокожий гладиатор бросился в очередную – судорожную и безнадежную, продиктованную смертельным ужасом – атаку. Кривые мечи в его сильных руках вновь завыли свою кровожадную песню. Однако, в их голосах слышалось столь же много отчаяния, сколько его мерцало в глазах гладиатора. Он понимал, что обречен.
И, тем не менее, не прекращал борьбы.
Нет ничего более позорного для гладиатора, – Таран о том неоднократно замечал, – чем опустить оружие и молить о пощаде. Таковую может дать только Судьба. Ею же распоряжались простертые вверх или вниз указательные пальцы. Опусти гладиатор мечи, и с ним сразу же расправится негодующая толпа: от его смерти (либо же маловероятной победы) зависели немалые деньги. На арене это приравнивалось к саботажу на подпольных (а впрочем, и надпольных) кулачных боях. Несмотря на то, что процентная ставка Страйкера значительно превышала ставку чернокожего, такой исход приравнивался бы к обоюдному проигрышу. В этом случае Курт также разочаровал бы толпу – ему не было особой нужды убивать этого мускулистого парня.
Но для того уже все было решено. Он мчался в атаку, вращая клинками. И тогда Волк понял, что тянуть дальше бессмысленно. Он хотел как можно скорее покончить со всем этим и отправиться обратно в камеру – смотреть головизор и думать о будущем.